Но этому не суждено было сбыться, поскольку буквально через три километра мы наткнулись на немыслимое. Перед нами раскинулись поля, заросшие пшеницей и, гравийная дорога, что вела от рудника резко обрывалась и переходила уже в накатанную среди полей. Это вызвало такой диссонанс среди всех, кто ещё мог соображать, что на некоторое время все потеряли связь с реальностью. Потом был всплеск эмоций, который утих так и не разыгравшись. Многим стало просто все равно.
— Мы куда–то не туда свернули — предположила проверяющая, смотря вперёд и, не веря своим глазам.
Картина была уж очень сюрреалистичная, поскольку мы стояли на заснеженной территории, а перед нами находилось что–то совсем непонятное. Колосились поля созревшей пшеницы и им конца не было видно на горизонте.
— Сворачивать негде было — произнёс я и обратил внимание, что кроме меня и Виктории ещё один охранник проявляет интерес к происходящему вокруг.
— Это точно так? И как такое может быть? Это невозможно, погоди. Виктор! Виктор, очнись — кричала она куда–то в салон — Виктор, скажи пожалуйста, что ты видишь пред собой?
Я повернулся, чтобы посмотреть, к кому это она обращается. Один из подчинённых этой дамочки туманно посмотрел вперед, пожал плечами и сказал с какими–то хриплыми нотками в голосе.
— Поля пшеницы — и уронив голову, потерял всяческий интерес ко всему вокруг.
— И как это понимать? — спросил я Викторию, которая удивленно смотрела на Виктора.
— У него что–то с голосом — тихо произнесла она.
— Я не про это. Ему реально так плохо, что его даже не интересует что творится какая–то чертовщина за окном — удивленно произнёс я, после чего приложился к фляжке с водой. Пить хотелось все больше и больше.
— Получается, что это все нам не мерещиться. И это не бред нашего сознания. Возвращаться все рано не получится, поэтому давайте продолжим путь, связи все равно нет. Нужно искать людей и разбираться в происходящем, кто–то же засеял эти поля среди зимы — произнесла она истину и умолкла всматриваясь вперед.
Пожав плечами, я включил первую передачу и тронулся в путь. Поля преодолели примерно через полчаса езды. Пейзаж сменился заливными лугами, что ещё больше меня напрягло, поскольку точно помнил, что у нас вся местность — сплошные горы и таежные леса. Таких равнин у нас поблизости сроду не было.
Никто кроме меня, Виктории и ещё одного охранника вообще никак не реагировал на происходящее. Зато в салоне, примерно десять минут назад, появилось какое–то оживление. Один из охранников свалился с сидения в проход, при этом задев соседа и тот ничего лучше не придумал, как пнуть лежащего. Я это всё видел в зеркало заднего вида и подумал, что охранник точно не простит такого отношения к себе и даст сдачи. Но нет, он продолжал лежать — просто никому не было никакого дела.
Я ждал примерно десять минут, потом указал начальнице на солдата. Та, увидев это, переполошилась, попыталась его поднять и завизжала. При этом она завалилась на спину, стараяь подальше отползти от лежащего человека.
Я резко ударил по тормозам, отчего почти все в автобусе полетели с сидений кто куда. После этого к визгу Виктории добавился частичный мат от пассажиров и какое–то урчание. Причем оно исходило от того самого охранника, что сейчас лежал в проходе и пытался дотянуться до Виктории, которая всё ещё отчаянно отползала, при этом не переставая голосить на всю округу. Открыв дверь автобуса, я выбрался через свою и ринулся в салон.
Внутри же в это время раздавалось урчащее многоголосье, после чего я услышал крик боли и ещё более громкий визг Виктории. Не знаю даже, был ли я рад или огорчен, когда, влетев в салон автобуса, я обнаружил, что столичная штучка цела и невредима, просто вносит сумятицу своим криком в тот бедлам, который и так сейчас твориться. Краткий взгляд по салону, который не внес ясности, только ещё больше добавил непонимания в ситуацию в моем сознании. А на какие–то аналитические действия я вообще не был сейчас способен.
Часть людей, что до этого смирно находились в спокойном состоянии или же просто дремали с великим энтузиазмом, накинулась на другую половину и успешно ЖРАЛА её. Многие из тех, кого сейчас «употребляли» в пищу, даже не сопротивлялись. Хотя некоторые, всё же, проявляли какие–то признаки сопротивления, отталкивая от себя одичавших людей.
Схватив девушку за шкирку как маленького котенка, я выкинул её из автобуса, не смотря на её сопротивление, которое она попыталась оказать, стараясь даже выцарапать мне глаза своими длиннющими ногтями. Тут я увидел, что охранник, который ехал рядом с нами, застыл в ступоре и никак не реагирует на происходящее. Опасаясь его неадекватных действий, я аккуратно взял его автомат за ствол и отвел в сторону. Только сейчас он обратил на меня внимание. Я указал ему на дверь чтобы тот выбирался. Мне же на глаза попался другой автомат, он лежал буквально в ногах у пассажиров, его то я и прихватил с собой.