***
Открыв глаза, она поняла, что больше не слышит скрежета когтей монстра, она вообще ничего не слышала, вокруг была такая тишина, что она даже не поверила в это. Вся её одежда была в слипшейся отвратительно пахнущей загустевшей жиже, к которой прилипли мелкие осколки, камешки и мусор. Голова кружилась, очень хотелось пить, но она, не обращая внимания на своё состояние, еще раз прислушалась к тому, что происходит в проходе, а после выглянула. На улице было светло, но не так ярко, как днём, свет загораживало что-то большое и плохо видимое из тёмного туннеля.
Прислушиваясь, она стала подбираться к выходу и, если бы не перехватило горло от ужаса от увиденного, то опять бы издала тот единственный звук, который могла произносить. Быстро пятясь и в кровь раздирая коленки, она вернулась обратно в своё убежище, потому что возле выхода лежала огромная и страшная отрубленная голова монстра.
Время в тёмном холодном помещении ощущалось странно, тем более что вскоре начал бить озноб, а рот настолько пересох, что язык прилипал к зубам, и она все-таки решилась. Медленно, шаг за шагом продвигаясь по проходу, она ползла к выходу до тех пор, пока не уперлась в лежавшую там огромную голову. Оскаленные клыки и вывалившийся язык её пугали, ей даже казалось, что затянувшиеся белёсой пленкой глаза на звериной морде смотрели на неё, но она понимала — это всего лишь мертвая голова. Разглядывая то, что осталось от зверя, она заметила раскиданные виноградинки, которые напомнили ей конфетки. Она, конечно, знала, что с земли и пола есть нельзя, но любимые мамины леденцы «Монпансье» были вкусными и всегда наполняли рот слюной, а именно этого ей сейчас хотелось больше всего.
Мысли туманились и она, поняв, что сейчас сама решает, что ей можно и что нельзя, поползла к сладостям мимо отрубленной головы. Выбрав круглые зеленоватые и полупрозрачные леденцы из странного комка черных ниток с оранжевыми жилками, она засунула несколько штук в рот, начав их рассасывать. Сладкого вкуса, как ни странно, не было, но слюна, о которой она мечтала, появилась сразу, а нестерпимое чувство жажды начало отступать. Поковырявшись в странном, пахнущем почему-то грибами, комке, она нашла еще горсть таких же конфет и много кусочков странного рыхлого желтоватого цвета. Что это, она не знала и отбрасывала их в сторону, а вот яркая черная кругляшка тоже была похожа на конфету, так что была отправлена к двум имевшимся во рту леденцам.
Продолжая собирать леденцы, она нечаянно задела ногой кусок от разбитой решётки, отчего тот, скрежетнув об осколки валявшихся камней, издал не очень громкий звук. Она тут же услышала, как за углом здания раздалось знакомое урчание, и быстро, как только могла, полезла обратно в укрытие. Вскоре шаркающие звуки, которые доносились из-за ее спины, переросли в некое шевеление. Добравшись до помещения, она смогла развернуться и увидеть, что в лаз пытается пробраться такой же грязный и окровавленный человек, как и в первый раз. Он точно так же урчал, бессильно царапал пальцами стены, но залезть внутрь не мог. По сравнению с тем, что было вчера, издаваемый им шум и звуки пугали меньше, и вдруг она с удивлением поняла, что в животе у неё теплеет.
Догадавшись, что проглотила одну из конфет, выплюнула то, что было во рту, на ладошку, и поняла, что это была та самая черная, которая отличалась от всех остальных. Забившись в угол, она опять начала замерзать, и её снова начала бить мелкая дрожь, она даже попыталась растереть руки, но вдруг поняла, что не может поднять их, а через мгновенье веки потяжелели, и на неё навалилась тягучая тьма.
***
Легкий, едва уловимый запах скорого обновления угодий защекотал нос, мгновенно выведя тело из анабиоза, в который нужно было впадать каждый раз, когда заканчивалась еда. После многих повторений стало ясно, что сразу убегать нет смысла. Пока запах не станет отвратительно концентрированным, а глаза видят сквозь туман, еще можно спокойно находиться здесь. И, прикрыв глаза, можно снова увидеть те прекрасные сны о еде, которая повсюду, но почему-то никто её не ест.
Тот, что снился сейчас, не самый любимый, но почему-то в анабиозе его приходилось видеть чаще остальных. Издав недовольное урчание и пошевелив конечностями, пришлось перетерпеть мгновенно обострившее чувство голода. Несмотря на то, что периоды голода были неприятными, жизнь в этом месте нравилась, нет старшего, нет других претендентов на угодья, и постоянно появляется самая вкусная еда. За много раз удалось понять, что сразу есть всю еду не нужно, иначе придется надолго впадать в спячку, и будет так, как в первый раз, когда от голода тело так обессилело, что едва получилось уйти в черноту.