Наблюдать, как зараженный жрет пупса, быстро надоело.
Похоже, нужно как-то обосновываться на крыше и ждать, когда что-то изменится, или помощь придет. В конце концов, не будут же зараженные здесь сидеть, когда еда закончится. Главное самому их пересидеть и не умереть от голода и жажды. И от спорового голодания.
Стою на крыше, чувствую себя Робинзоном на необитаемом острове, вокруг людоеды. Странно, память не вернулась, а книжку помню, в общих чертах правда.
— Ладно, что там по классике?
— Сначала тащим все полезное в одно место.
Ближайшим и наиболее перспективным местом для поиска полезных вещей были определены открытые квартиры на восьмом этаже.
Первым делом убрал тело женщины. Завернул в покрывало и оттянул в ванную комнату ближней к лифту квартиры.
Самой ценной находкой стали две большие девятнадцати литровые бутыли с водой. Несколько упаковок макарон и круп. Сахар, соль, специи… И большой, почти разморозившийся кусок мяса.
Нашел пару крепких ножей, один с длинным лезвием, второй с коротким. Тоже кухонные, но по качеству намного лучше того, что у меня был.
Взял металлическую посуду и деревянные стулья на дрова. На четвертом этаже нашел несколько кирпичей, вывалившихся из стены с выбитой дверью, сделать место для костра.
Натаскал на крышу одеял и подушек.
Срезал пленку натяжного потолка и сделал что-то вроде палатки. Перекинул пленку через стол и придавил лавочками с двух сторон.
В одной из квартир нашел чистый блокнот и пару ручек и карандашей. Больше часа подробно записывал, что со мной происходило последние дни. В общем, записал все, что смог вспомнить: события, ощущения. Нарисовал план двора. Даже если провалов памяти больше не будет, ведение дневника позволит лучше осмысливать происходящее.
Вложил записку психа в блокнот. Появилось ощущение, что так неправильно. Что будет лучше, если она все время будет при мне. Она ламинированная, не размокнет, не сотрется. Переписал записку психа в блокнот на отдельный лист и спрятал ее в нагрудный карман.
За такими простыми делами прошел весь день.
Вечером открутил ручки с дверей, выходящих на крышу, в будках над своим и соседними подъездами. Защелки на дверях крепкие и без ручек двери открыть не получится.
И на небольшом костре сварил найденный кусок мяса.
Мясо получилось жестким. Чтобы прожевать, приходится резать его тонкими полосками. Процесс неспешный, можно посидеть и подумать спокойно.
Я легко принял новую действительность. Даже как-то слишком легко. Может, потому что ничего не помню. А может, еще и из-за гипотезы копирования, что была изложена в записке психа. А может, просто я сам такой. Ну, попал куда-то. Ну, копия. Ну, без памяти. И что? Просто новая отправная точка, чтобы жить дальше. Понять бы только как.
То, что вокруг происходит полная жесть, меня тоже не сильно тревожит. Жизнь так устроена, всегда кто-то кого-то ест. А то, что люди становятся зверями и жрут друг друга, тоже логично — в городах, по большому счету, жрать больше и нечего. Собственно, люди от зверей не сильно и отличаются, а с потерей разума не отличаются вообще. Единственный способ выжить — стать сильнее, быстрее… Что зараженные и делают. Я сегодня весь день периодически наблюдал за зараженными. Те, кто с утра еле таскали ноги, к вечеру подъели остатки гниющего мяса, и уже довольно резво бегают, нападая на более слабых собратьев. С особой резвостью бегут туда, где раздается звук бьющегося стекла, когда очередной зараженный не находит другого способа выйти из квартиры кроме как через окно. Некоторые уже полностью голые, но еще с волосами на голове.
Если смотреть на эту ситуации по отношению к себе, то так даже лучше. Зараженные быстро истребляют друг друга, растут и в их головах появляется то, что уже крайне важно для меня — спораны. Получается что я, как иммунный — это вершина пищевой цепочки, опосредованно пожирающий, а если точнее, выпивающий чужие жизни. И кто после этого зверь? И этот факт меня совершенно не беспокоит, не вызывает негативных эмоций.
Волнует другой вопрос. А иммунный иммунному тоже как зверь зверю, или все как-то иначе устроено. Псих мне помог, но это пока единичный случай, и уверенности что другие помогут нет. Да и помог ли. Мало ли какие у него мотивы. К тому же я, когда смог добраться к записке и живцу, уже не умирал от спорового голода.