— Вы снова в прекрасной форме, комиссар Керни.
Майлс видел, что его кожа уже не имеет того мертвенно-бледного оттенка. И изменился он не только внешне, он и чувствовал себя счастливым.
— Ну и что, что мне шестьдесят восемь? — разговаривал он сам с собой, повязывая галстук в раздевалке. — Зато я выгляжу здорово.
Но ожидая лифта, он уныло подумал, что ему может только казаться, что он хорошо смотрится, а у женщин другой взгляд на такие вещи. «Может, у Китти Конвей не такое лестное мнение по поводу моей внешности», — рассуждал Майлс, выходя из холла на южную часть Центрального парка и поворачивая направо на 5-ю Авеню по направлению к площади.
Завтрак с помощником Президента имел только одну цель. Майлс должен был дать ответ, возглавит ли он Отдел по борьбе с наркотиками. Майлс пообещал принять окончательное решение в течении сорока восьми часов.
— Мы надеемся, ответ будет положительным, — сказал ему помощник. — Сенатор Моунихэн тоже склонен так думать.
Майлс улыбнулся.
— Я никогда не противоречу Пэту Моунихэну.
Чувство душевного равновесия улетучилось, как только Майлс зашел к себе в квартиру. Он оставил открытым окно, и в столовую залетел голубь. Птица кружила по комнате, садилась на подоконник и в конце концов, покинув комнату, полетела над Гудзоном. «Голубь в доме — к смерти», — вспомнились Майлсу слова матери.
«Чушь, глупое суеверие», — подумал он раздраженно, но не смог отогнать от себя дурное предчувствие. Ему захотелось услышать Нив и он быстро набрал номер магазина.
Трубку взяла Юджиния.
— Комиссар, она только-только ушла на 7-ю Авеню. Я сейчас попытаюсь ее догнать.
— Не надо, это не очень срочно, — сказал Майлс. — Но если вдруг она объявится, передай, что я бы хотел с ней поговорить.
Едва он успел положить трубку, как телефон зазвонил. Сал тоже тревожился за Нив.
В течение получаса Майлс размышлял, стоит ли побеспокоить Херба Шварца. Но что он ему скажет? Майлс прекрасно понимал, что потерять сто миллионов на наркотиках — вполне достаточная причина для Стюбера и его сообщников, чтобы искать мести. А Нив указала на Стюбера, и по ее милости началось это расследование.
— Может быть, мне удастся уговорить Нив уехать со мной в Вашингтон, — рассуждал Майлс, но тут же понял нелепость этой идеи. Вся жизнь Нив здесь, в Нью-Йорке, здесь ее работа, а сейчас, если он еще как-то разбирается в людях, у нее еще есть и Джек Кемпбелл. — Тогда надо забыть о Вашингтоне, — решил Майлс, шагая взад и вперед по столовой. — Я останусь здесь и буду за ней приглядывать. Хочет она или нет, я найму ей телохранителя.
Китти Конвей должна была прийти в шесть. В четверть шестого он пошел в спальню, разделся, принял душ, потом принялся придирчиво выбирать костюм, рубашку и галстук, которые наденет к обеду. Без двадцати шесть он был полностью готов.
Еще много лет назад он сделал открытие: столкнувшись с какой-нибудь неразрешимой проблемой, ему необходимо чем-нибудь занять руки. Это действовало успокаивающе. Вот и сейчас он решил в оставшиеся двадцать минут заняться поломанной ручкой от кофейника.
Майлс снова поймал себя на том, что то и дело невольно бросает оценивающий взгляд в зеркало. Совершенно уже седые волосы тем не менее оставались густыми — в их семействе мужчины не лысели. Но какое это все имеет значение? Что за интерес может представлять бывший комиссар полиции, да еще и с никуда не годным сердцем, для красивой женщины лет на десять младше его?
Стараясь гнать от себя эти мысли, Майлс оглядел спальню. Кровать с пологом на четырех столбиках, большой платяной шкаф, комод, зеркало — все это старинное — свадебный подарок от семьи Ренаты. Майлс смотрел на кровать, живо вспомнив, как Рената, опершись на подушки, держала у груди маленькую Нив. «Cara, cara, mia cara», — ворковала она, легонько касаясь губами лобика ребенка.
Майлс сжал руками спинку кровати, снова в его ушах прозвучало предупреждение Сала: «Береги Нив». Боже мой! Никки Сепетти тоже говорил: «Позаботься о своей жене и дочке».
— Все, хватит! — приказал себе Майлс, выходя из спальни и отправляясь на кухню. — Я превращаюсь в старого неврастеника, который подскакивает от мышиного шороха.
На кухне среди кастрюлей и сковородок он выудил кофейник для эспрессо, из которого в ту встречу в четверг Сал обварил себе руку, принес его в столовую, положил на стол, достал из кладовки инструменты и попытался войти в роль, которую Нив называла «Мистер Починяй».