— Ни фига не поэтому. — Я произносил и даже «думал» слова очень медленно. Было трудно — львиная доля моего сосредоточения уходила на другое. — Просто у нас совершенно разные условия жизни. При наших условиях для предприимчивого человека главное — снять побольше сливок и увернуться от дальнейшей ответственности. Были бы демоны на нашем месте, творили бы то же самое, а то и похуже.
— Ну, может быть. — Она соглашалась явно нехотя, лишь бы не длить спор. — Но мы на всё том же клеточном уровне знаем, что с энергиями надо обращаться умеючи. И не тыкаться туда, где может по роже прилететь не только тебе, но и всему твоему владению.
Я предпочёл промолчать, цотому что занялся кромкой надорванной энергетической ткани мира, и тут уже было не до шуток. Кто-нибудь когда-нибудь пытался подштопать разлом земной коры? А сделать так, чтоб он потихоньку сам собой заштопался? В следующий миг я ощутил себя кем-то вроде Леонардо да Винчи, углубившегося в написание новой фрески. Ведь это же грандиознейшее дело, сродни созданию шедевра, и вдохновение должно подпитывать решимость двигаться к цели, совершать немыслимые вещи. На то оно и придумано природой!
Любопытная методика, кстати. Интересно, ведь с помощью неё можно и землетрясение остановить, не так ли? И извержение вулкана, например.
— Разумеется, нет! — Айн всё же нашла возможность вмешаться. — В зоне готовящегося землетрясения у тебя не будет под рукой столько энергии, сколько здесь. Ты же видишь, как я изнемогаю! Думаешь, я дурачусь?
— А хотя бы я! Мне нравится, как ты дурачишься!
Мы с ней сводили и сводили края разрыва, сплетали и сшивали, выковыривали из тугого клубка энергий те ошмётки их, которые мешали наконец-то расправить всё пострадавшее «полотнище» нужным образом. Разведение магической шелухи, сформировавшей «подушку», очень напоминало отделение тёмной фасоли от белой, и так три мешка, причём одновременно двадцатью руками и на огромной скорости. С небольшим запозданием мне пришло в голову, что можно ведь сделать нечто вроде сита… С фасолью такое получится элементарно, тёмная фасоль крупнее белой. Но и разновидности энергетических отходов имеют различия. И тут тоже можно отыскать способ механически просеивать.
— Соображаешь! — одобрила демоница. — Толково придумано!
Дело пошло быстрее. Скоро «подушка» начала таять, и уже не требовалось столько усилий, чтоб сводить края надорванного пространственного полотна. В крайнем изумлении я вдруг осознал, какие дикие объёмы энергии прокачиваю через себя, чтоб делать всё это. Пожалуй, побольше, чем монильцы отчерпывали из зева, пытаясь его хотя бы стабилизировать. Однако золотая стена даже не дрогнула, столп стоял как стоял. Зримое свидетельство того, насколько бесплодны были усилия монильских магов.
— Он вдохнёт? — спросил я, изучая результат наших совместных трудов.
— Будем надеяться, что нет. Я ведь уже ошиблась в определении сроков. Может, и в самом факте — тоже. — Айн с наслаждением разглядывала возведённые вокруг столпа «леса», такие эфирные и воздушные, что они казались шуткой на фоне разгулявшейся мощи. — Приласкай меня.
— Снова нужна подпитка?
— Нет. На этот раз просто для души.
— А время?
— Слушай, перед смертью не надышишься. Если я ошиблась, времени у нас хватит на всё. Если не ошиблась, мы всё равно уже опоздали. Тебе жалко, что ли?
Мне было не жалко. Мы любили друг друга, устроившись прямо тут, у края золотой стены. Энергия звенела в пальцах, вспушивала волосы, даже, кажется, хрустела на зубах, её присутствие рядом делало судорогу наслаждения всё более полной, острой, запредельной. В какой-то момент даже захотелось умереть, потому что иначе даже для самого себя нечем было выразить всю степень этого наслаждения. Подхватившись, я оттолкнул демоницу от себя, и она изогнулась, приподнимаясь с камня, словно мифическая женщина-змея.
— Ну как?
— Отлично. — Она только что не облизнулась. — Гибнуть, так со вкусом.
Золотое покрывало то истончалось, то набухало таким ослепительным сиянием, что приходилось усилием воли переводить зрение на уровень анализа. Мы перекраивали надорванное из лоскутков, и оно на глазах срасталось — живая ткань мира обладала таким стремлением к регенерации, какая разумным существам, населяющим его, и не снилась. Теперь оставалось последнее — убрать хрупкие остатки «подушки», вывести магический шлак в сторону, да хоть в тот же демонический мир, и вернуть энергию туда, откуда она пришла.
Тут уже оставался последний, самый деликатный момент. До нас никто такого прежде не делал, а если и делал, то мемуаров не оставил. А может быть, зев как раз «воспользуется ситуацией» и рванёт именно в момент, когда мы будем его отпускать? Тут не у кого спрашивать совета. И гадать бесполезно. Можно только попробовать.
Я ощутил на своём запястье её тонкие крепкие пальцы. Чувствовалось, что захотела бы — стиснула б так, что кости хрустнули. Но не захочет. Да я и не позволил бы.
— Ну что, пробуем?
— Проси удачи у своих человеческих богов.
— У нас один Бог. И я прошу у него удачи.
— Жадные какие, — ухмыльнулась демоница. — А что, служить разом нескольким — слишком лениво, или приношениями жмотно разбрасываться?
Через мгновение я перестал что-либо слышать. Словно глухота настигла не только обычный, но и внутренний слух, а заодно таинственная сила отшибла магическое зрение и затуманила физическое. В голове зазвенело. Может, мне просто пришлось по башке кирпичом? Казалось, будто титанических размеров канат натянулся под давлением огромной энергетической мощи и вот наконец лопнул.
Потом восприятие медленно вернулось. Поступенно — сперва физический уровень, потом первый магический, второй… Потом добавился умозрительный. Просветлился уровень ретрансляции, уровень анализа, и уже можно было выдохнуть, осмотреться, попытаться понять, каковы результаты…
От золотого столпа не осталось практически ничего. Энергия, кружевным переплетением плоскостных линий беспокоящая воздух, текла дугой через залу, и была она белёсой, как раннеутренний туман. И никакой давящей мощи больше не ощущалось. Вместе с зевом пропала и вся сложнейшая конструкция, обеспечивавшая энергообмен между нижним и верхним миром, а заодно и система, построенная тут монильцами. Обелиска, переродившегося в зев, тоже не существовало, а тёк тут обычный яворский канал. Тот самый, из которого два столетия назад предприимчивые чародеи стали строить первый искусственный резонирующий пик.
Я очень медленно перевёл взгляд на айн, она — на меня.
— Ну что, получилось?
— Сам видишь, — охнула она. — И знаешь, почему? Потому что в тот момент, когда мы отпускали ядро, зев дал вдох. Энергия пришла в движение вся разом. От той области демонического мира, на которую мы отпустили основную волну, мало что хорошего останется. Уже не осталось. Зато уж остальные-то как порадуются! Энергии, да ещё обогащённой, хватит на всех. Может быть, в том месте образуется месторождение магических металлов. Или камней. Да наверняка! Впрочем, тебе на демонов плевать, я знаю.
— Значит, мы успели в самый последний момент?
— Мы всё сделали в самый правильный момент, Ал.
— У нас так сокращают разве что Александров. Алексеев — по-другому, — рассеянно ответил я. — Зови Лёхой или Лёшей. Или как монильцы — Лексо… Неужели всё?
— Всё. И если твой расчёт неверен, то считай, что ты остался ни с чем, полным лопухом. А мне, — она глубоко вздохнула, — пора обратно.
Напоследок она обвила меня руками, которые больше не казались выточенными из чёрной яшмы. Скорее уж обсидиановыми, если продолжать минералогические сравнения, даже, пожалуй, слегка полупрозрачными. Но мягкими, живыми. Потом облик демоницы размыло моим дыханием, и я остался один.
Где уж там остались силы, позволявшие мне работать за целую ватагу чародеев, ворочать объёмами силы, которой хватило бы для организации нового обелиска? Сейчас мне и ноги-то переставлять удавалось лишь с большим трудом, и только если крепко взять себя в руки. Пару раз я спотыкался на обломках и понимал, что если ткнусь носом, то в ближайшие шестьсот минут пальцем не шевельну. В принципе.