— Моя жена предпочитает пользоваться своим собственным именем, — объяснил Камерон, в его глазах не было даже искорки тепла, когда он посмотрел на Алессандру. — Машина сейчас будет.
— Не надо! — огрызнулась она. — Я лучше пойду пешком!
Но ее движение к выходу было прервано твердой рукой Камерона, стальной хваткой сомкнувшейся вокруг ее запястья. Он повернул ее к себе.
— Нет, — сказал он с мягкой угрозой в голосе. — Не надо капризничать. Машина и шофер в твоем распоряжении. Пользуйся ими. Я приеду вечером. — Он повернулся и молча направился к двери в кабинет.
Самым оскорбительным было то, что секретарша все слышала, хотя и дипломатично склонилась над пишущей машинкой. И когда телефон на ее столе зазвонил, у нее вырвался едва слышный вздох облегчения.
Она подняла трубку, затем посмотрела на Алессандру.
— Машина ждет вас внизу, мисс Уолкер.
— Спасибо, — произнесла Алессандра и с достоинством, какое только можно себе представить, взяла чемодан и выплыла из приемной с высоко поднятой головой.
Черный сверкающий лимузин стоял перед подъездом. Бабет в своей синей обтягивающей униформе красовалась за рулем. Она выскочила из автомобиля, чтобы открыть дверцу, с выражением открытого любопытства на хорошеньком личике, хотя ни о чем не спросила Алессандру.
— Привет, мисс Уолкер, — сказала девушка с мягким американским акцентом. — Куда?
— Престбюри, пожалуйста.
Сидя в автомобиле, она внимательно смотрела сквозь плотно закрытые стекла. У нее не было никакого желания вести вежливый разговор с Бабет. Она все еще была вне себя от тона, которым с ней разговаривал Камерон в присутствии всех этих людей.
Алессандра мрачно рассматривала свое отражение в стекле. Ладно, может быть, она действительно вторглась к мужу не совсем удачно, но сколько раз он разговаривал с ней подобным образом?! Ему нравилось игнорировать ее секретаршу и врываться в ее офис, а теперь она сделала то же самое, и что же? Ее выставили и оставили за дверью, как щенка после Рождества.
Внезапно весь мир показался ей зыбким. Алессандра поняла, что все время задает себе один и тот же вопрос, на который не может ответить: не был ли их брак с Камероном слишком поспешным? Она вспомнила слова, которые когда-то слышала: выходить замуж в спешке — долго раскаиваться.
Конечно, они поженились слишком быстро. Однако они были настолько влюблены друг в друга, что ждать чего-то казалось бессмысленным.
И Камерон стремился окончательно утвердить свои права.
Вот только она не захотела стать его собственностью, как он раньше надеялся.
Автомобиль въехал в Престбюри, где находился дом Камерона. Это было, вероятно, самое прекрасное предместье Манчестера, и усадьба Камерона — большое, старинное белое здание, к которому примыкало около двух акров земли с ухоженными садами, нуждавшимися в целой армии садовников, — славилась как одна из самых старых в округе. В те дни, когда в дом приезжал Камерон, в нем находилась экономка, миссис Маршалл, которая жила в домике недалеко от ворот, а также две женщины, которые помогали ей с уборкой.
Алессандра считала, что дом слишком большой и очень дорого обходится. И она в нем чувствовала себя очень одиноко, казалась самой себе маленькой горошинкой, перекатывающейся в коробке из-под обуви, но Камерон не хотел его продавать. Это поместье, где он провел свое детство, и которое после смерти матери унаследовал, было последней памятью о ней.
Дом в Престбюри остался единственным счастливым воспоминанием его детства, как он неоднократно признавался ей в редкие минуты откровенности, потому что очень не любил вспоминать о тех одиноких годах своей жизни.
Автомобиль медленно проехал по гравийной дорожке и остановился около дома. Алессандра поспешно вышла, коротко поблагодарила Бабет и позвонила в звонок около двери. У нее был собственный ключ, но ей не хотелось так же по-дурацки поразить экономку, как это получилось с Камероном.
В поведении миссис Маршалл чувствовалась старая школа воспитания. Экономка не удивилась, когда Камерон представил ей свою невесту, она не удивилась и теперь. Даже не моргнула, увидев Алессандру, стоящую на пороге с чемоданом, а, просто улыбнувшись, приветствовала ее и отвела в главную спальню, в которой возвышалась огромная кровать с четырьмя гербами и темно-красными с золотым занавесками. Алессандра опустилась на это великолепие, скинула туфли и впервые за все утро почувствовала облегчение.
Миссис Маршалл приоткрыла дверь.
— Хотите горячий завтрак, мисс Уолкер?
Алессандра покачала головой.
— Нет, спасибо. Не могли бы вы оставить мне что-нибудь прямо на подносе? Я поем в гостиной.
— Хорошо, мисс Уолкер.
Алессандра съела восхитительный салат из цыпленка и провела оставшуюся часть дня, свернувшись калачиком на диване и смотря старый и немножко грустный фильм по телевизору. Под конец у Алессандры мелькнула мысль, что именно этот кинофильм показал ей всю суетность ее стремлений. Зачем все это!
В пять часов миссис Маршалл принесла ей поднос с чаем, и Алессандра, выключив телевизор, выпила его в тишине, слушая бой огромных старинных часов, раздававшийся в доме, и наблюдая, как снаружи начинает темнеть.
Она продолжала сидеть в темноте, глядя, как звезды начинают светиться в ночном небе, ощущая в себе спокойное умиротворение, когда услышала шелест автомобильных шин по гравию.
Хлопнула тяжелая дубовая дверь, и наступил долгий момент тишины, прерванной вошедшим Камероном.
— Что ты здесь делаешь, в темноте? — спросил он, удивленно взглянув на нее.
— Благодарю за незабываемую встречу! — прошипела она саркастически.
— Я не знал, что ты приедешь.
— Это было совершенно очевидно!
— Ты должна была предупредить меня, — сказал он мягко.
— Неужели? — запротестовала она. — Если бы я предупредила тебя, ты бы приказал охранникам не впускать меня!
Камерон вздохнул, и Алессандра, посмотрев на него внимательнее, пока он приближался к дивану, отметила печать глубокой усталости на его красивом лице. Подбородок был плохо выбрит, глаза потеряли обычный блеск, и, несмотря на свой гнев, она чувствовала, что ее сердце потянулось к нему; хотя ей потребовались значительные усилия, чтобы не кинуться в его объятия, она сидела тихо, вопросительно глядя на мужа.
— Я не мог ничего поделать, — сказал он. — Ты это видела. Нельзя было так просто вваливаться.
Алессандра не могла поверить, что слышит такое.
— Давай, Камерон, я слушаю! — заявила она с негодованием. — У тебя слишком короткая память. Или это просто старая привычка все время вставать на дыбы? Сколько раз ты вваливался ко мне в офис без приглашения?
Он покачал головой.
— Не часто. И, конечно, не тогда, когда у тебя была важная встреча.
— Но ты об этом не знал! И если бы даже и была, я бы, конечно, с тобой не разговаривала в таком тоне! Неужели ты счел совещание столь важным, что его нельзя было прервать, чтобы встретиться со своей женой?
— Хочу тебе кое-что сказать, — начал Камерон, развязывая галстук и расстегивая верхние пуговицы на рубашке, а затем уселся в дальнем конце дивана, вытягивая перед собой свои длинные ноги и с облегчением зевая. — Ты случайно попала на очень деликатные переговоры. В нашей фирме появился новый профсоюзный лидер, человек, прямо скажем, несколько честолюбивый. И он предъявляет претензии, но я попросил его подождать несколько месяцев, пока наша новая фабрика в Германии не начнет работать в полную силу. Разногласий оказалось даже меньше, чем я ожидал, и мне удалось предотвратить забастовку на этой неделе. Отношения в настоящий момент очень обострены и могут выйти из-под контроля. — Он покачал головой и снова зевнул. — А затем пришла ты, выглядя на миллион долларов в своем восхитительном красном костюме и замшевых ботинках.
— Вот уж не думала, что ты это заметил, — сказала Алессандра слабым голосом.
— Я заметил, — ответил он уклончиво. — И не я один. В комнате не было ни одного человека, кто бы смог отвести от тебя глаза.
— И именно это заставило тебя потерять самообладание?
— Нет, черт возьми, не это! — взорвался он. — Ты совершенно не слушала, о чем я тебя просил. Зачем при посторонних людях ты упомянула про ресторан «Вито»?