— И в этом моя вина?
— Ну, больше некому!
— Давай уточним одну вещь. В чем, собственно, ты меня обвиняешь?
— Ты занимался со мной любовью вчера семь раз! — неуверенно проговорила Алессандра.
— Дорогая, говори чуть тише — ты можешь заставить многих женщин ревновать!
— Хорошо, но почему ты...
— Нет, ты, — перебил он. — Ведь это ты забыла свои таблетки.
— Пусть так, но тогда тебе не надо было...
— Что? — спросил Камерон. — Ты уверена, что выбрала самое подходящее время, чтобы выяснять отношения? И, если память меня не обманывает, наше удовольствие было взаимным.
— Но ты наслаждался, хотел заниматься любовью еще и еще!
— А разве это такое страшное преступление? — протянул Камерон. — Наслаждаться любовью — грех?
— Я не то имела в виду, и ты это знаешь!
— Нет? Тогда, может быть, ты уточнишь, что имеешь в виду? Тебе не по душе то, что мне нравится секс?
— Мне не по душе, что тебе понравилось рисковать, — сказала Алессандра тихо, с сомнением в голосе.
— Черт возьми, да, Алессандра, — я признаю твои обвинения! Я наслаждался! Был риск, и это возбуждало меня! Я мог позволить себе рисковать только с тобой, и ни с какой другой женщиной, и, да, если тебе так хочется, мне это было особенно приятно. Но мы женаты, ты — моя жена.
— Даже если наш брак неудачен?
Его рот уродливо скривился.
— Я надеюсь, что не настолько, — раздраженно проговорил Камерон. — Неужели тебя так страшит возможность забеременеть от собственного мужа?
— Беременность не должна быть ошибкой! — протестовала Алессандра. — Она должна быть запланирована!
— И я уверен, что будет, — с горечью заметил он. — Как и все в нашем опрятном и чистеньком маленьком мирке! Даю голову на отсечение, наш ребенок не явится результатом взрыва страстей или желаний! — Он говорил как одержимый, как совершенно незнакомый ей человек. — Так?
— Нет ничего плохого в планировании! — горячо возразила Алессандра. — Я слишком много видела других примеров, помнишь?
Уголки его губ грустно опустились вниз.
— О, да, твоя плодовитая и безответственная мать! Которая имела больше детей, чем могла справиться, но ей это нравилось. Которая жила просто, но была счастлива! Которая совершила роковое преступление, пойдя на поводу своих чувств, победив тщеславность и жадность!
— Что ты об этом знаешь? — кипятилась Алессандра. — Мы никогда не видели два пенни одновременно! Это звучит ужасно, но так было на самом деле, мы не всегда представляли, что будем есть в следующий раз. И поверь мне, Камерон, мне отлично известно, что такое «романтика бедности»!
— Именно этого ты боишься? — В голосе Камерона появилось участие.
Алессандра не хотела говорить мужу, даже не могла признаться в этом себе, — в глубине души она боялась, что похожа на мать значительно больше, чем ей казалось, — что, заведя ребенка, она растворится как личность, вместе со своей замечательной карьерой. Боялась, что, как только поднесет ребенка к груди, она станет неповоротливой растрепанной женщиной, которых всегда презирала, женщиной, совсем не похожей на ту, что любил Камерон.
— Я... я опасаюсь, что кто-то будет управлять моей судьбой, — нерешительно пролепетала Алессандра.
— А ты не думаешь, что наши судьбы связаны? Теперь, когда мы с тобой женаты, я имею в виду, — заключил он скептически.
Горячая волна гнева снова обдала Алессандру.
— Пусть будет так!.. — Слова, казалось, срывались с ее губ против воли, и внутренне она сознавала, что их очень трудно вернуть назад. Но это не могло остановить ее. — Я понимаю, что тебе хочется чаще видеть меня, и наши желания совпадают.
— Ну-ну-ну, — проговорил Камерон. — Начало ободряющее.
Она решила проигнорировать его замечание.
— Но я не хочу, чтобы мной манипулировали, не хочу неожиданно оказаться беременной. — Ее слова были справедливы, но она облекала их в такую форму, что они звучали непререкаемо, жестоко и неуважительно. Пока он слушал, на его скулах начали играть желваки.
Ошеломленная, Алессандра замолкла и хотела было попросить его немедленно забыть все, что она наговорила, но увидела ледяное презрение во взгляде серо-голубых глаз.
— Это действительно так? — вкрадчиво спросил Камерон. — Хорошо, мне тоже не нравится роль манипулятора, моя дорогая.
Он смотрел на нее, и пренебрежение было написано на его лице.
Взяв ее безвольную руку, он медленно поднес ее к губам, пародируя романтический жест. В душе Алессандры все перевернулось. Как же он великолепен! — совершенно не к месту подумала она.
— Лучше разобраться во всем этом раньше, пока не стало слишком поздно, — прошептал Камерон и отпустил ее руку. — Раньше, чем кому-то придется идти на компромисс. Или взять на себя руководящую роль. — Он криво усмехнулся и склонил темную голову, прислушиваясь к звукам музыки, смеху и возгласам, доносившимся из дома. — А теперь, — равнодушно заключил Камерон, — извини, меня ждут гости.
Алессандра растерянно смотрела в его спину. Неужели он ушел? Просто так взял и оставил ее?
— А как же я? — Вопрос вылетел раньше, чем Алессандра успела подумать. Самая последняя вещь, которую ей хотелось бы сделать, это просить мужа вернуться.
Она медленно побрела за ним. Камерон задержался на дорожке и повернулся к ней.
— Ты? — На лице его отразилось удивление, как будто он ожидал увидеть кого-нибудь другого.
— Да, я! — подтвердила она с отчаянной надеждой, что ее возглас не прозвучал как прощание.
Камерон пожал плечами.
— Ты можешь делать все, что тебе придет в голову, Алессандра.
Она отчаянно замотала головой.
— Боюсь, что не смогу ни с кем разговаривать. Не сейчас. Пожалуйста, принеси за меня извинения.
Его лицо казалось загадочным в слабом лунном свете.
— Как хочешь.
Он сделал движение, чтобы уйти, но Алессандра взглядом остановила его. Они не могли расстаться просто так.
— Это что... что, Камерон? Конец нашим отношениям?
Губы Камерона скривились в иронической улыбке.
— Конец? — переспросил он. — Но это предполагает, что у нас что-то должно было начаться. В чем, надо сказать, я совсем не уверен.
И он, молча повернувшись на каблуках, ушел к своим гостям, оставив ее одну.
Глава восьмая
В оглушающей тишине Алессандра наблюдала, как Камерон исчезает в широких стеклянных дверях дома, колени ее начали угрожающе дрожать, и ей пришлось схватиться за железную балюстраду, окружавшую большую террасу.
Я не поддамся, сказала она себе, и ее ногти до боли впились в холодный металл. Я не упаду здесь, куда в любой момент может выйти кто-нибудь из его гостей. Никто не увидит моих слез, даже Камерон. Особенно Камерон.
Как можно скорее нужно оказаться в их комнате. В бледном свете луны она, как вор, пробиралась через сад, пока не очутилась перед боковой дверью, и тихо проскользнула по винтовой лестнице в спальню Камерона.
С бьющимся сердцем она закрыла за собой дверь и прислонилась к ней на секунду, чтобы прийти в себя перед тем, как посмотреть на часы.
О возвращении в Лондон сегодня ночью следует забыть. Уже больше десяти, а последний рейс из Манчестера в Хитроу был час назад. И Алессандра, конечно, не собиралась брать такси и мчаться на юг. Значит, она будет вынуждена остаться в Манчестере, а билет на первый утренний рейс в Лондон она купит завтра.
Алессандра подняла телефонную трубку и, набрав номер информационного отдела, забронировала себе номер в гостинице. Она облегченно вздохнула, заказала такси, условившись, чтобы оно ждало ее в конце аллеи через пятнадцать минут.
Времени на сборы оставалась мало. Стянув с себя белое атласное платье, Алессандра презрительно бросила его на ковер и переоделась в простой твидовый костюм и теплый хлопчатобумажный свитер. Затем начала швырять свою одежду в чемодан, выкинув из него все причудливое и экстравагантное нижнее белье, которое привезла с собой на уик-энд. Она никогда сюда не вернется!