— Мы? — удивленно прервал он.
— Я, — уточнила она с несчастным видом. — И другие жильцы, которые живут в этом крыле.
— И Бриан тоже? — вставил он ядовито. Ее глаза от удивления расширились.
— Ты что, шпионишь за мной?
Камерон промолчал, только решительно поднялся и начал кругами ходить по квартире; от его высокой широкоплечей фигуры комната казалась совсем маленькой. Алессандра тайком следила за ним: он подошел к окну и долго смотрел в него, затем, кивнув, как будто придя к какому-то определенному решению, подошел к дивану и остановился около него, возвышаясь над ней.
— Поехали со мной, — внезапно сказал он и направился в ее спальню.
Потребовалось несколько секунд, чтобы до нее дошел смысл его слов.
— Черт возьми, куда ты собрался? — возмутилась она, с усилием поднимаясь.
Но он не обратил никакого внимания на ее замечание, и тогда Алессандра соскользнула с дивана и прошлепала к двери в спальню. Со все возрастающим недоверием она следила за ним.
— И что ты собираешься делать?
— А как ты думаешь? — ответил он, вытаскивая чемоданы из верхней части платяного шкафа и спокойно загружая в них ее одежду.
Она кинулась к нему, сжала его руку, изо всех сил пытаясь ему помешать, но почувствовала, что схватилась за сталь.
— Камерон!
— Что? — спросил он, без всякого усилия продолжая складывать одежду в аккуратные стопки.
— Я задала тебе вопрос.
Он приостановил процесс запихивания четырех пар туфель в угол одного из чемоданов.
— Я забираю тебя домой.
Она снова начала распаляться.
— Н-но почему?
— Думаю, это очевидно. У тебя будет ребенок. Мой ребенок. Я хочу точно знать, что ты правильно заботишься о себе.
— Мне это не нужно, — выпалила она. — Я уже достаточно взрослая.
— В самом деле? — Он нахмурился. — Боюсь, что нет. В этой квартире холодно. Ты выглядишь так, будто плохо спала. Или ела, — заметил он. — У тебя есть еда?
Когда Камерон говорил таким тоном, она не могла игнорировать его. Кроме того, Алессандра чувствовала себя слабой, обиженной, и настроение у нее было жалостливое.
— У меня последнее время был плохой аппетит, — промямлила она, вспоминая недавнее утро, когда стояла над раковиной — ее тошнило до тех пор, пока она совсем не ослабела.
— Но, Алессандра, ты же сказала мне, что чувствуешь себя прекрасно. — Он наблюдал за ней с удовлетворением адвоката, пробивающего брешь в защите обвинения.
Да провались ты! Она попробовала зайти с другой стороны:
— Это совершенно естественно, что я устаю, ты это знаешь, Камерон!
— Ты больна! — ответил он так, как будто она объявила, что собирается родить четверню. — Ты не говорила, что устала!
Она вдруг почувствовала свое превосходство, и это улучшило ее настроение, потому что Камерон с того момента, как вошел в комнату, действовал на нее подавляюще.
— Утреннее недомогание, — улыбнулась она самодовольно, со знанием дела, как будто это была по крайней мере ее восьмая беременность, — является совершенно нормальным в первые три месяца. Некоторые женщины чувствуют тошноту с первого дня после зачатия.
— Кто это сказал?
— Э-э... я прочитала в книге, — призналась она.
— Ты купила книги о беременности? — Его взгляд потеплел, как будто он утратил часть своей самоуверенности.
— Не совсем. Я пошла и посмотрела в библиотеке. — В последний уик-энд, просто для того, чтобы хоть чем-то заняться, чтобы меньше думать о Камероне.
Он хмурился, казалось, целую вечность.
— Ты была у врача?
— Но я только что пропустила месячные!
— Ты ужасно бледная. Тебе, наверное, не хватает железа и чего-нибудь еще. — Он говорил как опытный гинеколог! — Шпинат. Или печень.
Алессандра почувствовала прилив тошноты.
— Пожалуйста, не говори о еде! — слабо попросила она.
— Я буду заботиться о тебе, — твердо заявил Камерон.
— А что, если я этого не хочу?
— Я собираюсь... — продолжил он, как будто она ничего не говорила.
— Как долго? — Неужели в ее голосе звучит надежда? Алессандра надеялась, что нет.
— По крайней мере пока не родится ребенок. Ее сердце сжалось, когда она поняла, как неопределенно прозвучали эти слова.
Теперь он освобождал ящик с ее бельем, его рот сжался, когда он начал собирать прозрачные кружева и его пальцы, обшаривавшие угол ящика, наткнулись на свадебное и обручальное кольца. Он подержал их на своей ладони, а затем протянул жене.
— Надень их, — приказал он коротко. Что-то дикое и угрожающе мерцающее в его глазах заставило ее в первый раз в жизни послушно сделать то, что он велел. Она взяла кольца без пререканий. Безмолвное подчинение не ускользнуло от него.
— Боже мой, — проговорил он, и слабая улыбка заиграла в уголках его губ. — Надо получше запомнить время и место для потомков.
— Ха-ха-ха! — Она надела тонкие золотые кольца на безымянный палец, сразу почувствовав, как давно их не носила, и посмотрела на мужа.
Взгляд серо-синих глаз был прикован к ней.
— А теперь давай одеваться, — мягко сказал он.
Глава девятая
Камерон поставил чемоданы на пол и повернулся к Алессандре.
— Я сделаю тебе чай — «Эрл Грей» с лимоном.
— Спасибо, — поблагодарила она автоматически, и он насмешливо поднял брови.
— Что с тобой, Алессандра? — спросил он сухо. — Ты уже на целую минуту забыла, что сердишься на меня.
Их взгляды встретились, и оба почувствовали, как раздражение отпускает их.
— Я должна раздеться, — спокойно проговорила Алессандра.
— А я пойду и приготовлю чай, — повторил Камерон, и некое подобие улыбки тронуло уголки его губ.
Проводив его взглядом, Алессандра осмотрелась. Ей казалось, что здесь все будет выглядеть как-то по-другому, словно она вернулась из долгосрочного отпуска, но все оставалось по-прежнему — тепло и уютно, красиво и даже роскошно и в то же время очень по-домашнему. Однако чувство, что она возвратилась домой, исчезло, подумала Алессандра печально. Ведь это на самом деле больше не ее дом, а просто временное убежище, пока она вынашивает ребенка, по крайней мере так предложил Камерон.
Она сидела, чувствуя себя лишней, как свекровь во время медового месяца, вздыхала и думала, зачем она здесь. Ничто не изменилось. Ничего не решено. Правда, Камерон узнал, что она беременна, и теперь, вероятно, будет следить за ней, как за гусыней, несущей золотые яйца. Как же! Наследник его чертовой империи!
Это ни на йоту не уменьшало проблемы несовместимости, которая так ярко проявилась в первые же месяцы их брака.
Алессандра почувствовала, как в желудке поднимается тошнота. С трудом сдерживаясь, она побежала в ванную, чтобы бессильно опуститься на пол, — только бы вовремя добраться до ванны, пока ее не начнет тошнить, второй раз за сегодняшнее утро.
Лицо и шея стали липкими от пота, она стонала.
— Все нормально, — успокоил ее мягкий голос.
Сквозь разноцветные пятна, которые мелькали перед ее глазами, Алессандра видела Камерона, поддерживающего ее одной рукой за талию, а другой мягко убирающего волосы с ее лица. Откуда-то из глубины души прорвались рыдания, и она бессильно опустила голову на прохладную эмаль ванны.
— Ну-ну, — повторил он, — все хорошо.
— Нет, не хорошо! — возразила она, по-детски судорожно всхлипывая и шмыгая носом. — Теперь никогда не будет хорошо!
— Тсс... Конечно, будет.
Камерон смочил ее липкий лоб прохладной влажной тканью, и она сразу почувствовала, что ожила.
— Я не... — застонала она, и ее снова начало тошнить.
Камерон совершенно потряс ее своим умением приносить облегчение, как будто он всю жизнь только и делал, что ухаживал за беременными женщинами. Она не могла этого вынести.
— Уходи! — еле пробормотала она.
— Нет.
Прохладная ткань коснулась ее влажных висков, и она закрыла глаза, почувствовав себя намного лучше. Он смочил виски снова, и она громко вздохнула: