Выбрать главу

Иронически фыркнув, Камерон шагнул к бару и налил в бокалы вина из бутылки, которую, очевидно, открыл раньше и поместил для охлаждения в ведерко со льдом.

Неужели он хочет что-то отпраздновать? — подумала она внезапно. И сколько времени он уже дома? Легкая дрожь поползла по ее телу, когда она увидела, что его мрачное лицо не смягчилось. Он тихо подошел к ней и предложил бокал «шабли». Это было ее любимое вино, но сейчас сама мысль о том, что его надо выпить, вызывала у нее чувство тошноты.

Камерон продолжал смотреть на нее без тени улыбки, и в ней начало подниматься раздражение. Почему он решил, что может предлагать ей вино с таким осуждающим и высокомерным видом? Как будто она была преступницей!

— Я не хочу вина, — сказала она коротко.

— Ясно, — кивнул Камерон, сжав губы, и его рот презрительно скривился, когда он поставил на стол нетронутые бокалы. — Мне и в голову не могло прийти, что ты уже... Я чувствую по твоему дыханию, что ты пила.

Алессандра выпила не больше трех бокалов шампанского за весь вечер, и вряд ли из-за этого нужно смотреть на нее как на завзятую пьяницу. И как он смеет так разговаривать! Нет, она не собиралась извиняться перед ним за свое поведение, не собиралась оправдываться, как на суде. Она смотрела ему прямо в лицо, и в ее темных глазах зажигался сердитый огонь; она чувствовала себя такой разъяренной, какой не была никогда в жизни.

Она не видела его только одну неделю, и требуется концентрация всей ее воли, чтобы не любоваться его могучей мускулатурой, представляя его раздетым. Она ненавидела себя за возникшее желание, даже несмотря на его необъяснимое враждебное отношение к ней.

— Ты, очевидно, перепутал время... — начала она, намереваясь помириться, но он прервал ее, казалось бы, случайным вопросом:

— Новое платье?

Почему ее щеки порозовели?

— Да. — Она вызывающе подняла подбородок. — Ты, черт возьми, сам прекрасно видишь.

Камерон явно оценил качество и превосходный покрой платья, которое подчеркивало линии ее тела, и это настойчивое разглядывание заставило ее кожу загореться от стыда.

— Обычно ты не так щедра к себе, — заметил он нарочито бесцеремонно.

Это уже слишком! Алессандра решила сказать ему правду. Тем более что она не чувствовала себя виновной. Она даже не могла представить, что можно солгать и сказать, что сама купила платье, только чтобы выгородить Эндрю и не признаться, что это была премия компании.

И — черт возьми! — почему она позволяет ему так разговаривать с собой? Казалось бы, самое обычное дело начало принимать странный оборот. Но чувствовать себя виноватой у Алессандры нет абсолютно никаких причин.

— Да, ты прав, — ответила она холодно. — Обычно я не позволяю себе такой щедрости.

— Но в данном случае позволила? — настаивал он тем беспристрастным официальным тоном, который использовал только с подчиненными на работе. — Мне хочется знать почему.

— Фактически я не покупала его... — начала Алессандра.

Но Камерон прервал ее вопросом:

— Тогда кто же его купил?

— Компания.

— Компания? — повторил он тихим, полным сарказма голосом, и его серо-голубые глаза совсем сузились. — Вот как?

— Да, именно так! — огрызнулась она. Камерон поднял свои темные, красиво очерченные брови.

— Как интересно! Должен сказать, мне никогда не приходило в голову заниматься покупкой одежды для моих сотрудниц, — намеренно подчеркнул он. — Особенно очень дорогих платьев, которые больше демонстрируют, чем скрывают. Одежды, рассчитанной только на то, чтобы перевернуть мужчине душу. — Он смотрел ей прямо в глаза, и на его холодном лице был написан высокомерный вопрос. — Возможно, именно это Эндрю имел в виду?

— Эндрю не имел к этому никакого отношения! — парировала она гневно.

— Нет? — Было ясно, что он не верит ни единому ее слову. — Он только оплатил счет, не так ли?

— О, я не хочу разговаривать с тобой, когда ты в таком настроении! — отрезала Алессандра, сделав движение, чтобы обойти его, но он остановил ее, схватив за обнаженную руку, и это, несмотря на ее гнев, возбудило в ней радостное желание чувствовать его прикосновения. Она посмотрела на него, ее глаза широко раскрылись в немой мольбе. — Камерон?.. — сказала она шепотом.

Но в его лице не было ответных чувств.

— И Эндрю помог тебе выбрать — честно? — Он произнес имя Эндрю иронически мягко, и в его голосе прозвучала угроза, которая была ей незнакома.

— Что... что ты говоришь? — Она запнулась, заметив пламя ярости в его глазах.

— Прослушай автоответчик, — вкрадчиво предложил он и отпустил ее руку.

Алессандра направилась на своих высоких, тонких каблуках к автоответчику, как робот, чувствуя, что этот холодный взгляд серо-синих глаз никогда не отпустит ее.

Она нажала кнопку сообщений, и развязный голос Эндрю разнесся по всей квартире:

— Алессандра, ты уже здесь? Сейчас десять часов, и я хочу проверить, что ты благополучно добралась до дома. Детка, звякни мне, как только придешь, если получишь мое сообщение!

Проклятый Эндрю со своими глупыми выходками! Алессандра быстро повернулась к мужу.

Ей вовсе не хотелось, чтобы возвращение Камерона домой было таким, совсем нет.

— Я объясню, — начала она, но Камерон покачал головой и подошел к ней мягкими шагами, которые заставили ее сердце забиться.

— Так это Эндрю помогал тебе выбирать платье? — спросил он снова, останавливаясь в нескольких дюймах от нее. — И ему понравилось, как плотно оно тебя облегает? Так, что, когда твои соски набухают, как теперь, они становятся видны сквозь шелк и кажется, что на тебе вообще ничего нет, — грубо настаивал он.

Бессмысленно доказывать, что это происходит только при нем, что только с Камероном ее грудь находится в постоянном возбуждении. Она видела по его лицу, что он не слушает ее.

— Интересно кое-что еще, — продолжал он, и Алессандра поняла, что он точно знал о воздействии, которое производил на нее. — Носишь ли ты трусики под платьем? — Его глаза сверкнули. — А что говорит Эндрю?

Алессандра чувствовала, как охватывающее ее желание растекается по всем уголкам тела, она ощущала такое возбуждение, что вся гордость куда-то испарилась. И вместо того, чтобы выбежать из комнаты подальше от его отвратительных обвинений, она не могла сдвинуться с места; ее кожа пылала. Презирая себя, она заранее знала, чем мог закончиться этот бурный конфликт.

— Можно? — спросил Камерон, и его длинные пальцы начали перебирать шелк платья на бедрах, пока не стали видны ее крошечные черные трусики. — О, — протянул он саркастически, — ты что-то носишь. — Его палец скользнул внутрь, и Алессандра задохнулась от возбуждения и удовольствия. — Но ты же не оставишь их на себе, правда, моя любовь? — продолжил он, затем решительно стянул вниз тонкую ткань одним быстрым, уверенным движением, и трусики сползли с ее ног на пол.

Камерон поднял Алессандру на руки, опустил на ковер и наконец-то начал ее целовать. Она хотела вызвать в себе обиду или гнев, но была так влюблена в этого мужчину и такая страсть сжигала ее изнутри, что она решила простить ему чудовищный приступ ревности и сама начала целовать его. Страстно.

— Камерон! — простонала Алессандра. — О, Камерон...

Но он молча целовал ее, поглаживая внутреннюю поверхность бедер, пока она уже не смогла больше выносить сладостную муку и не начала расстегивать его ремень и брюки со страстной поспешностью.

Алессандра слышала, как он издал низкий стон, когда отодвинул ее руку, чтобы быстро освободиться от одежды, и затем лег и погрузился в нее, так страстно, как никогда до сих пор; она почти лишилась сознания от ощущения физического удовольствия.

Она была так лихорадочно возбуждена, что удовлетворение пришло почти сразу. Камерон мягко засмеялся своей победе, ощутив конвульсии ее плоти, прежде чем сам издал последний беспомощный вздох.

Они лежали на ковре, переводя дыхание, и внезапное чувство стыда окатило Алессандру как ледяной водой. Потому что теперь, когда ее предательское тело было удовлетворено, достоинство и гордость возвратились.