— Убирайся от меня, ты скотина! — Она попыталась оттолкнуть его.
А Камерон и не сопротивлялся. Он легко вскочил на ноги, быстро натянул брюки, затем нагнулся и сгреб ее в охапку. Алессандра вгляделась в его лицо; хотя резкость исчезла, однако все еще было совершенно невозможно понять, о чем он думал. У него всегда был вид человека, который что-то немного утаивал, и это одновременно расстраивало и очаровывало ее. Он был как разобранная головоломка, которую невозможно собрать. Это была одна из черт его характера, которые привлекали ее к нему, однако заставляли сохранять осторожность при общении с ним.
Камерон направился в спальню, и Алессандра сердито забарабанила кулаками по его груди.
— Оставь меня! — требовала она. — Немедленно отпусти!
— Нет!
— Я позову полицию!
— Не поздновато ли для воплей о помощи?
— Нет, черт возьми, самое время! — горячо запротестовала она.
— Тогда кричи, — произнес Камерон, но было что-то странное в его интонации.
Она услышала легкую дрожь отвращения, исказившую его голос, и, решив быть до конца честной, отрицательно покачала головой так, что ее волосы рассыпались в темноте серебряным облаком.
— Я не буду кричать, Камерон, — сказала она спокойно. — Потому что не хочу врать. Никакого нападения не было.
— Тогда насилие. — Он опустил ее на кровать и наклонился над ней, его глаза внезапно потеплели. — Прости меня, любимая.
Алессандра заставила себя не таять сразу же под ласковым взглядом его глаз. Она откатилась на край кровати и швырнула свои туфли на ковер, не заботясь о том, где они приземлятся, затем села и начала отстегивать черные чулки от шелкового пояса и спускать их вниз по своим длинным ногам.
— Как это просто — извиниться после всего! — сказала она раздраженно. — Ты вел себя возмутительно! — Она бросила на него уничтожающий взгляд.
— Согласен, — серьезно ответил Камерон.
Сейчас он выглядел смущенным, и было что-то настолько детское в этом выражении, что Алессандра едва удержалась, чтобы не встать и не броситься ему на шею.
— Это все, что ты можешь сказать? — настаивала она.
Камерон начал расстегивать свою шелковую рубашку.
— Чего ты от меня хочешь? — пожал он плечами. — Я уже сказал, что прошу прощения.
— О! И ты считаешь, что это все? Два слова — и предполагается, что я забываю все оскорбления?
— Ну, это зависит от тебя, — заметил он спокойно, его глаза в свете лампы стали скорее серыми, чем синими. — Хочешь, чтобы мы продолжали этот разговор в течение нескольких недель? — Он наконец расстегнул рубашку, открыв загорелую, мускулистую грудь.
— От меня? — Алессандра задохнулась от негодования. — Что я хочу?
— Ох-хо-хо. — Теперь он снял брюки, обнажив серебристые боксерские трусы, которые прилипали к его жестким ягодицам и всегда заставляли ее удивляться, какими сильными и мускулистыми были его длинные волосатые ноги.
Она попробовала расстегнуть молнию на спине своего платья, но неудачно.
— Давай, — сказал он мягко, — давай я. — Камерон всегда помогал ей раздеваться, и будет глупо не позволить ему это сейчас. Он расстегнул молнию с такой легкостью, что впервые в жизни она почти взорвалась от гнева.
— Полагаю, ты мог бы снимать с женщин платье и бюстгальтер одновременно, даже если бы был слеп!
Он стоял рядом и улыбался ей ленивой дразнящей улыбкой.
— Это что, приглашение? Ты хочешь, чтобы я попробовал?
Большинство мужчин, подумала Алессандра злобно, выглядят смешно обнаженными, и только на ее мужа это правило, похоже, не распространяется — он всегда умудряется оставаться привлекательным.
— Нет, я не хочу, чтобы ты пробовал! — бушевала она. — Могу предположить, что у тебя было больше практики в этом, чем у любого мужчины в мире!
— Дорогая...
— Не называй меня дорогой!
Его лицо внезапно стало серьезным.
— Единственная практика, которую я имел последние три года, — это раздевание тебя, моя любовь.
Алессандра нерешительно нахмурилась.
— Но ты знаешь меня только восемь месяцев...
— Да, — согласился он. — Из них шесть я женат на тебе.
— Н-но... — заикнулась она; смысл того, что он только что сказал, ошеломил ее.
Это была та тема, которой Алессандра никогда не смела касаться в краткий промежуток ухаживания перед их свадьбой. Она предполагала, что вплоть до их знакомства он спал с одной из тех многочисленных женщин, которые оставляли длинные и совершенно недвусмысленные сообщения на его автоответчике.
Так, одна из них, красиво одетая девушка, прямо-таки ворвалась в его офис и просила не спешить с женитьбой. Это происходило в присутствии секретарши, которая имела неосторожность впоследствии сообщить об этом Алессандре. Невозможно добиться такой привязанности от обожательницы, если у вас с ней не было физической близости, ведь так?
— Но это означает, что ты был... что ты не... — Она попыталась найти подходящие слова, но потерпела неудачу. — В течение целых двух лет? — в конце концов воскликнула она.
— Я думаю, ты хочешь спросить... — начал он дразняще.
— Не смей подсказывать мне!
Он покачал головой.
— У меня этого даже в мыслях нет. Я просто хотел подтвердить то, о чем ты подумала: у меня никого не было два года до того, как я встретил тебя.
Она бросила на него хмурый взгляд и выскользнула из своего черного платья. Швырнув его об стену, она быстро завернулась в махровый халат.
— Я не верю тебе!
Камерон пожал плечами, хитрая улыбка изогнула его губы; он кинул шорты и носки в корзину для белья и встал перед ней, гордый и совершенно голый.
— Это, конечно, твое право, Алессандра, — сказал он так, словно закрывал тему, которую, в общем, не стоило даже и открывать, но Алессандра не могла отступить так легко.
— Ты должен признать, что это несколько неправдоподобно, — заявила она.
— Разве? Если ты провела первые двадцать четыре года своей жизни как девственница, так почему это невозможно для мужчины — не иметь женщин?
Алессандра взяла расческу и провела ею по пышным, длинным, до плеч, волосам, таким темным, что теперь в свете лампы они выглядели почти черными.
— Для некоторых мужчин это возможно, — сказала она вызывающе.
— Но не для меня? — предположил он.
Она кивнула, отказываясь закрыть предмет спора, все еще сердясь той легкости, с которой он совратил ее после фактического обвинения в неверности с Эндрю! Кроме того, она поняла: сегодня Камерон говорил намного более откровенно, чем всегда. И именно потому, что обычно он скрывал свои истинные чувства, она хотела, чтобы он продолжал.
— Нет, не для тебя, — согласилась она с вызовом.
— Возможно, тебя интересует — почему? — лукаво поинтересовался он.
— Только потому, что ты человек с определенными запросами, — начала она, разъяряясь, когда он откинул назад голову и начал смеяться.
— Определенными запросами? — повторил Камерон. — Счастье мое, Алессандра, какие у тебя восхитительно архаичные фразы! Возможно, «чувственное желание» — более выразительно, не так ли?
— Хорошо, если ты хочешь, чтобы я сказала это грубо...
— О, да. Я почти всегда так говорю.
— Ты любишь секс, ведь так, Камерон? — спросила она резко. — Больше, больше и как можно больше секса!
— Мне он не просто нравится, — мягко сказал Камерон. — Я обожаю его, так же как и ты, моя радость. Возможно, ты поздно начала, но ты на правильном пути, Алессандра. Я никогда не встречал женщину, которая так легко возбуждается, как ты.
— А я никогда не встречала мужчину, который рвет одежду на своей жене, швыряет ее на пол и имеет... имеет...
— Трепещущую в экстазе в его руках? — добавил он с сарказмом, но затем увидел, как рот Алессандры начал кривиться, и мгновенно оказался около нее, обволакивая ее теплом своих сильных рук. — Сердце мое, дорогая, — просил он. — Не обижайся. Пожалуйста. Я не должен был так поступать. Ты права. Я грубый. Эгоистичный, самонадеянный и легкомысленный грубиян. Но я люблю тебя.