— Скоро вернусь, Лида.
— Голодный, наверное, Сережа?
— Изжога замучила. От ресторанной пищи, наверное. — Дорофеев взял у шофера тяжелый чемодан, донес его до двери. Лидия Федоровна отперла дверь, он чмокнул ее в щеку. — Вернусь, будем собирать вещи. Рада, поди?.. А чему, спрашивается? Вся история человечества утверждает, что женщина более оседла, чем мужчина, а ты — рада… Ну, да ладно. Хорошо, хоть ты довольна… — Дорофеев спустился с крыльца и крупными шагами направился к машине.
— А чай твой любимый я привез, Камал. — Дорофеев положил сверток на колени Каюмову. — Держи! На Кировской не было, нашел в Столешниковом.
— Спасибо, Сергей Петрович.
— Ну, рассказывайте, Сергей Петрович. — Каюмов положил связку ключей — от сейфа, ящиков стола, от кабинета — перед Дорофеевым, расположившимся в кресле, и сел тоже в кресло напротив него.
Дорофеев придвинул связку к Каюмову.
— Что рассказывать?.. В Москве утвердили. Ездил смотреть строительную площадку. Городок небольшой. На окраине деревянные тротуары сохранились кое-где. Ты видел тротуары из досок?
— Дувалы из досок видел, а тротуары — нет.
— Занозы из них торчат. Босиком, мальчишкой был, ногу себе сбрушил такой занозой…
Дорофеев умолк, задумался.
— О чем я? Да, железнодорожную ветку тянуть надо в первую очередь. И шоссе. Жить придется до лета в городе… А там вроде жилья и не строят. Да и кому строить?! Ремонтный завод сельхозтехники, молочный завод — вся промышленность… Еще комбинат добрых услуг… Зато рабочих рук — не занимать!.. Да, послушай, Камал Каюмович, что скажу. Как директор — директору. Хочу пару человек с собой увезти с завода. Уступишь?
— Вы серьезно, Сергей Петрович?.. Кого вы хотите переманить?
— Ну вот, сразу и ощетинился! Мне ведь новое огромное дело начинать. На голом месте. Посочувствуй.
— Моя воля, так я бы и вас не отпустил, — Каюмов рассмеялся. — Знаю, что трудно вам будет. Так кого?
— Бучму… Заместителем по снабжению.
— Та-а-ак… Второй кто?
— Отдаешь Бучму?
— Допустим. Хотя жалко.
— И Медведовского… Может быть…
— Медведовского! — не поверил Каюмов. — Да он…
— Что он?! Изленился? Кроссворды решает? Это я виноват. Он чуть сдал, а я его груз на себя, он растерялся, а я осерчал и совсем отстранил от забот.
— Может, лучше пусть у нас до пенсии дотянет?
— Не надо. Понижать его не следует. Это его подрежет. А новое назначение взбодрит. Я его так загружу, что забудет про шарады и кроссворды, да и болеть некогда будет.
— Кем же вы его?
— Главным! Вот так! Отдашь?
— Больше никого! — уточнил Каюмов.
— Я бы больше забрал. Всех бы увез, да бодливой корове бог рогов не дал.
— Да, — грустно произнес Каюмов. — Теперь я вижу, что вы уже мыслями не здесь. Вы уже не наш директор. Когда провожать-то вас? Где вы остановитесь?
— Сам не знаю. Лидию Федоровну к дочери отправлю, пока с жильем устроюсь… Да, забыл совсем. Об этих двоих рассказали вы мне. А третья как?.. Лихова? Вернулась с учебы?
— Работает… Одну машину отрегулировала.
— Двое из троих… Много это или мало? Какая там норма рецидива положена по уголовной статистике? Наверное, кем-то учитывается, а? Ну, я зайду к Медведовскому…
— У себя Медведовский?
— В кабинете.
Дорофеев положил на стол перед Ниной коробку конфет.
— Это вам, Ниночка. Из Москвы.
Нина зарделась:
— Ну зачем вы тратились?!. Вам письмо, Сергей Петрович.
— Если служебное — Каюмову.
— Личное. — Она вынула из стола конверт. — От Одинцовой. Мать, наверное, нашего…
Дорофеев поглядел конверт на свет, надорвал один конец. Письмо было длинное — на четырех листах ученической тетради. Дорофеев улыбнулся, покачал сокрушенно головой.
Он дочитал письмо, заботливо сложил листки и вздохнул:
— Трудная штука жизнь, Нина… Мать Одинцова приехать хочет сюда. На каникулы… Когда в школах зимние каникулы?
— Сразу после Нового года, Сергей Петрович… Дней десять, помнится.
— Вы помните… А я уже нет…
Дорофеев открыл дверь в кабинет к главному.
— Здравствуйте, Анатолий Леонтьевич. — Дорофеев протянул руку для приветствия. — Только из Москвы. Уезжаю. Переводят меня. Уже утвердили…
Медведовский тяжело опустился в кресло, переплел пальцы и похрустел ими.
— Большому кораблю — большое плавание.
— Оставлять завод жалко… Немыслимо как жалко!.. Но там размах! Объем работ почти втрое больше, чем нам с вами здесь пришлось перелопатить.