Лариса не ответила. Сказала бы, что дома сынишка у нее маленький, да к чему?.. Может, и встретились-то «здравствуй и прощай»…
Но Иван вдруг сам вспомнил, что тогда, в магазине, она упомянула о сыне, что лучше бы ему что-то там купила.
— У вас ребенок, да? В магазине говорили…
— Да…
Одинцову впервые в жизни захотелось быть не только добрым; появилась вдруг потребность хоть в малой мере искупить свою вину перед этой женщиной.
— Зайдемте на минутку в гастроном? — попросил он.
— Зачем?
— Папиросы кончились, — соврал Иван.
Он оставил ее в стороне от очереди в кондитерский отдел.
Под стеклом лежали в бумажных кружевах шоколадные фигурки, мерзли в холодильнике торты, вазы, как диковинные ежи, щетинились уголками пестрых оберток конфет.
— Подсчитайте! — попросил Иван продавщицу.
Он умышленно отделил от заработанных те, «темные» деньги, сунул обратно в карман, заплатил своими, из зарплаты.
— Чего это вы набрали?! — воскликнула Лариса.
— Надо! У меня, может, праздник сегодня.
— Выдумщик! — покачала Лариса головой. — Ох, и выдумщик!
Ларисе все больше нравился этот красивый грубоватый парень. После обеденного перерыва в цехе и потом в автобусе девчата из группы допытывались, кто такой? Она только посмеивалась, мигала Нельке лукаво: «Не выдавай, подружка!» Лариса меньше всего предполагала, что новый знакомый напросится в провожатые, а когда тот все же напросился, согласилась скорее ради того, чтобы подзадорить подруг. Однако когда Иван сел в автобус, поймала себя на том, что обрадовалась. Совсем немного, чуть-чуть, но обрадовалась. И ей было совсем не все равно то, что он на других девушек глядел так, точно их и в автобусе не было, а на нее — украдкой, через плечо.
«Да что я, не человек, что ли?! Три года только и знаю: лаборатория, лекции, пеленки, лаборатория, лекции, пеленки! В кино за лето трех раз не была!.. Имею я право на то, чтобы меня хоть домой проводили!» — думала Лариса, оправдывая себя.
Они пересекли по диагонали пустой плохо освещенный парк и вышли на широкую улицу, по которой мчались троллейбусы. Около гостиницы запахло дымом и жареным мясом, из окон ресторана глухо доносилась музыка. Они свернули в улицу направо — тихую, густо засаженную огромными деревьями.. Вдоль тротуаров тлели костры из сухих листьев.
— Вот мы и пришли, — остановилась Лариса перед небольшой калиткой в глинобитном заборе.
Над забором свисали длинные тонкие ветви вишни. Рядом с забором стояло маленькое деревце. Иван разглядел на его стволе сучок и повесил сверток за бечевку, потер онемевшие пальцы.
— Что ж, до свиданья. — Она стояла спиной к калитке, засунув руки в карманы плаща. — Идти пора…
Лариса произнесла эти слова просительным топом, будто от Ивана зависело, отпустить ее или задержать. Было в ее фигуре, в узеньких прямых плечах, туго обтянутых тонким плащом, в поднятом к нему спокойном и вопросительном лице что-то доверчивое и беззащитное. Иван не удержался, положил широкие ладони ей на плечи, властно притянул к себе, чтобы поцеловать. Она резко наклонила голову, губы его коснулись пушистых волос на затылке.
— Уберите руки… Вот так… — Она подняла голову, легким движением поправила прическу, устало произнесла: — Вы, наверное, предполагаете, что очень осчастливили меня таким проявлением своих чувств?.. Неужто все мужчины на одну колодку?.. Чем красивее, тем самонадеяннее и… глупее?! Зачем вы так? Испортили мне хороший день и вечер.
— Вы мне понравились. Знаете, как понравились?!
— Ну и что? — усмехнулась Лариса. — Может, и вы мне понравились… Но я же не бросилась на вас, как удав на кролика?.. Ну, ладно. Идите, Иван Одинцов.
Ему сильнее, чем прежде, захотелось стиснуть ее в объятиях и поцеловать, целовать в губы, в глаза, пушистые волосы, от запаха которых вмиг закружится голова и сердце зайдется, как от долгого бега. Что она понимает в том, кто кого должен целовать?!
Он круто повернулся и широко зашагал вдоль забора.
— Иван!.. Ваня!.. Вернитесь! Да вернитесь же, вам говорят!..
— Ну, чего? — обиженно отозвался он, но остановился.
— Подойдите же!
Он вернулся.
— Ну, что?
— Покупки забыли, — она улыбалась так, будто ничего не произошло.
— Это вам… пацану вашему.
— Вы обиделись на меня? Как же я могу принять ваш подарок? А может, вы и не хотите его мне отдать, а? — голос ее смеялся.
— Хватит издеваться-то! — пробурчал он. — Вам купил… А поцеловать хотел потому, что нравитесь… А сейчас так еще больше прежнего хочу…
— Что, еще больше нравлюсь? — она расхохоталась.