— Ну, здравствуйте, — повторила Варвара Федоровна и присела к столу. — Чем ты, Ларка, угощаешь, посмотрим.
С приходом добродушной матери Ларисы Одинцов почувствовал себя как-то вроде даже увереннее. Он за многие годы оказался впервые в «порядочном доме», среди людей, в обществе которых ему не доводилось бывать.
— Мама, чем лечат ожоги? — спросила Лариса, когда выпили по первой рюмке.
— Ожоги? А что случилось? Обожглась?
— Нет… Ване вот лицо обожгло, похоже. Посмотри на него.
— Да ладно, чего там, — Иван махнул рукой.
— Чем же его? Принеси свой крем, Лариса.
Лариса ушла в спальню и вернулась с пластмассовой баночкой.
— Идите же сюда, — позвала она Ивана к письменному столу. — Ну-ка, мажьтесь, живо!
Иван послушно поднялся.
Потом он выпил с женщинами еще.
Василий отказался:
— За рулем я.
Лариса принесла на большом блюде фаршированные мясом помидоры и баклажаны.
Они еще посидели немного. Иван больше молчал.
— Ехать пора, — с сожалением сказал он. — В цех мне нужно. Как бы чего не случилось.
— Поешьте как следует, — засуетилась Варвара Федоровна и стала подкладывать гостям фаршированных овощей.
Однако через десять минут Иван неохотно, но все же поднялся из-за стола.
— Пора, Василий, а?
— Смотри. Я свободен. Это у тебя дело.
— Надо ехать, — самоотверженно и решительно произнес Иван.
— А торт? Чай сейчас пить будем! — Лариса принялась быстро собирать посуду.
— Чай будем пить в следующий раз, если, конечно, пригласите… А сегодня извините… Спасибо вам за хлеб, как говорят, за соль. Будьте здоровы, — уже обратился Иван к одной Варваре Федоровне, слегка поклонившись ей.
— До свидания, — сказал Грисс.
Во двор они вышли втроем. Василий попрощался с Ларисой на крыльце и быстрыми шагами направился к машине.
— До свидания, Ваня. А снег все идет… — Лариса подставила ладонь под крупные и легкие, как птичий пух, снежинки. Снежинки быстро таяли на теплой ладони.
Ивану очень хотелось привлечь к себе молодую женщину, но он побоялся обидеть или рассердить ее.
— Мы когда еще увидимся?
— Не знаю… Я сегодня лекции пропустила, — ответила Лариса, и Иван понял, что на лекции она не пошла потому, что ждала его, Ивана. — У меня только по субботам вечера свободные…
— Долго до субботы…
Она рассмеялась:
— Ничего не попишешь…
— А если я тебя у института встречать буду? После учебы, а? — Он впервые нерешительно сказал ей «ты», и ждал, поступит ли она так же.
— В поселок не уедете потом. Лекции поздно кончаются.
— Да я пешком дойду! — воскликнул Иван обрадованно. — Так можно, да?
— Разденут по дороге ночью. Говорят, после того как из тюрьмы воров выпустили, кражи начались в городе.
— Кого разденут? Меня? — искренне удивился Иван. — Да меня ни один бандюга не тронет!
— Это почему же? — удивилась Лариса.
— Слово такое знаю, — отшутился Иван.
— Тогда приходите, — разрешила Лариса. — Институт найдете? На бульваре он.
— Да я вас везде разыщу! Из-под семи замков найду! — Иван решительно взял ее голову в широкие ладони так, чтобы не смогла, как вчера, увернуться, и поцеловал в холодные губы. — Ты мне вот как нравишься! — сказал он, глубоко передохнув и все еще не отпуская ее и чувствуя ладонями пушистые волосы и ласковую прохладу щек. — Просто сам не знаю как! Веришь?!
Лариса не пыталась сбросить его крепких ладоней. Она спокойно глядела в лицо Ивана, в широко открытых глазах отражался свет уличного фонаря.
— Идите, Ваня, — произнесла Лариса наконец, и он разжал ладони. — Идите…
— Так до завтра?
— Хорошо, — кивнула она головой.
Лариса еще стояла на крыльце, когда Иван оглянулся уже у самой калитки. Он помахал ей рукой…
— Ну как? — спросил Иван у Василия, усаживаясь на боковое сиденье.
— Чего «как»? — переспросил тот.
— Как тебе Лариса? Хороша, а?!
— Хороша, — согласился Василий. — Около такой самому, парень, надо быть отличным…
— Думаешь, не смогу! Я, брат, все смогу, если захочу!
— Вот и захоти, — Василий включил «дворник». Резиновые щетки сперва медленно, потом все быстрее заскользили по смотровому стеклу, сгребая снег.
— Я все смогу! — повторил упрямо Иван, когда машина неслась сквозь мельтешившие в свете фар снежинки. — Или не веришь?
— Давай, парень! — откликнулся Василий. — Люблю, когда снег. А ты?
— Я в снегах родился, можно сказать…
— А матери пишешь?
— Ты откуда про мать знаешь? — насторожился Одинцов.
— Тогда, в тюрьме, начальник о вас рассказывал…