— Я так и решил.
— Ну, добро. Да, что за специалист проверял сварку?
— Мастер с Урала. На «Красном моторе» налаживает литье. Фокусник! Долго рассказывать…
— Приеду, расскажете. До свиданья.
Три дня назад Каюмов пришел в сварочный. Одинцов накануне разобрал ящик, в котором варил шестерню, подмел золу, старательно счистил металлической щеткой пыль.
— А где гарантия, что выдержит под нагрузкой? — спросил он у сварщика.
— Я заварил как мог! — с обидой произнес Одинцов. — Гарантий я не давал.
— Это верно… Да вы не обижайтесь, ей ведь не лежать, а вертеться надо.
— Я ее в огне держал, пока зола холодной не стала. Сталистость потерялась, конечно. Это и под напильником чувствовалось.
Каюмов вернулся в кабинет. Позвонил на «Красный мотор», рассказал о своих сомнениях.
Директор завода сообщил, что у них работает группа уральских литейщиков, отрабатывает технологию, пообещал посоветоваться с бригадиром и позвонить…
— Сейчас приедет сам Денисов Кузьма Васильевич, лучший уральский литейщик, — позвонил директор. — Вот только машина вернется из города.
Часа через полтора перед входом в заводоуправление остановилась «Волга» и из нее вышел очень высокий старик с длинными усами, в барашковой шапке. Каюмов вышел встретить уральца, пригласил в кабинет. Денисов неторопливо снял длинное на вате пальто. Из внутреннего кармана пиджака вынул маленькую расческу, поправил пышные усы, позелененные табачным дымом, и редкие седые волосы, зачесанные на косой пробор. Потом он извлек из кармана жилетки большие часы, щелкнул крышкой. Спрятал часы и, наклонив голову к правому плечу, вопросительно поглядел на стоявшего рядом Каюмова.
— Что тут у вас произошло? — прогудел старик, сильно окая. — Показывайте вашу поделку.
— Шестерня в цехе…
— Я почему-то так и подумал… Пойдемте в цех.
Каюмов надел пальто. Денисов оставил свое на вешалке.
— Жарко в вашей Азии. А у нас, улетали когда, морозы взялись… Мне бы ниточку небольшую…
— Нитку? — переспросил Каюмов.
— Нитку, — подтвердил тот, — обыкновенную, с метр длиной. Найдется?
— Сейчас. — Каюмов вышел в приемную и попросил секретаршу раздобыть где-нибудь катушку ниток.
— Каких, Камал Каюмович? Какого цвета?
— Какого цвета надо, Кузьма Васильевич? — уточнил Каюмов.
— Хоть зеленого. Все равно, мне не пуговицы пришивать.
Каюмов вернулся и протянул Денисову катушку черных ниток…
В цехе Денисов оглядел шестерню, попросил уложить ее втулкой на какую-нибудь возвышенность.
— Ну, на табуретку, что ли, — пошутил он. — Кто заваривал?
Каюмов подозвал Одинцова. В цехе, как и прошлый раз, когда Одинцов готовился к работе, набилось много народа: весть о том, что проверять качество сварки приехал мастер с Урала, облетела весь завод.
— Ну, рассказывай, как варил? Что на присадку брал?.. В огне, вижу, работал.
Пока добровольные помощники прикатили металлическую тумбу и установили ее на подстилке из стальных листов, пока автокран поднял и перенес шестерню на приготовленное место, Иван рассказывал Денисову, как сваривал.
— Вроде правильно все, — одобрил Денисов. — Ну, поглядим, что ты наварил.
Он снял с пальца массивное обручальное кольцо и, привязав его на нитку, подошел к шестерне. Зрители обступили шестерню. Денисов склонился, внимательно оглядел заваренные места.
Одинцов стоял сбоку и робел, как перед объявлением приговора. Даже ладони вспотели от волнения, и он незаметно вытирал их о спецовку.
— Ну, а фаску на изломах большую снимал? — поинтересовался Денисов у почтительно замершего рядом сварщика.
— Выпиливать пришлось с двух сторон. Почти до самой середины. Иначе не проваришь такую толщину.
— Молодец! — похвалил уральский гость. — Ну, поглядим, послушаем теперь, что она нам скажет.
Конец нитки мастер держал в левой руке, а в правой у него было обручальное кольцо. Он отвел правую руку и разжал пальцы. Кольцо качнулось, как маятник, и ударилось о внутреннюю, без зубьев, сторону. Раздался чистый долгий звон. Денисов несколько раз раскачивал кольцо на нитке и ударял им то в одном, то в другом месте, прислушиваясь к мелодичному звону. Химики следили за действиями старого литейщика с любопытством и восхищением: такого они никогда не видали.
— Как камертон гудит! — прошептал кто-то восторженно. На говорившего шикнули.
Кузьма Васильевич попросил молоток, оборвал нитку и надел кольцо на палец. Ему подали молоток. Он постучал им по сваренным местам рядом и все так же внимательно прислушивался к звукам. Что он слышал в малиновом звоне кольца и в глухих ударах молотком по металлу, невозможно было угадать. Для зрителей каждый новый звук был точным повторением предыдущего. Но, очевидно, Кузьма Васильевич улавливал новые интонации. Металл отвечал на каждый удар что-то слышное и понятное только Денисову.