— Что у вас там, товарищи? Разбили чего?
— Все цело, — успокоил ее Одинцов. — Пошутили мы друг с другом. Игра такая… Кто кого перешутит. — Он выдернул вилку из-под ладони Дурнова, произнес угрожающе, постукивая вилкой по столу: — Не вздумай еще раз шутить! Понял? Я свое слово умею держать… Сегодня после работы твой заказ доделаю. Приходи, забирай…
— Руку ты мне разбил, — прохныкал Дурнов. — Пальцы разбил. Как я без руки-то, а?
— Скажи спасибо, что не по черепу дал. Удержался. А то из тебя, Мокруха, гармонь получилась бы.
Одинцов встал, бросил вилку в тарелку, поставил перевернутую баночку с горчицей и сказал с угрозой:
— Моей вины перед тобой нет. И перед кодлой — тоже нет! Права качать с меня не за что. Так?! А раз так — предупреждаю: если что — убить, может, и не убью, а изувечу. Будешь Христа ради побираться остаток дней. Ты меня до отчаянности не доводи!
— Я зайду позднее в цех, — произнес Дурнов, кривясь от нестерпимой боли. — Аппаратик заберу. Ты сделай мне аппаратик-то — и квиты…
Он ушел, прижимая правую руку левой к груди. Иван сдвинул два столика, открыл банки, нарезал хлеб.
Прогудел гудок.
Ивану не хотелось выполнять обещание, которое дал Дурнову в первые дни знакомства. Но и не сделать не мог: дал слово — держи. Об Иване Цыгане еще никто не скажет, что он подвел своего.
«Черт с ним, изготовлю, раз ему надо»…
Стали заходить рабочие из ремонтного цеха. Иван принес и расставил стулья вокруг накрытого стола.
— А дядя Яша чего опаздывает? — Иван поглядывал на дверь.
— Наряды сдает. Сейчас будет. — Зайцев чинно сидел в конце стола. — Ты разливай…
— Дядю Яшу дождемся. Пусть он и разливает, — посоветовал кто-то из ребят. — Он бригадир…
Когда разлили водку, каждому досталась самая малость — так, для запаха вроде. Только одному Ивану первому налили почти стакан.
— По норме военного времени, — сказал дядя Яша. — Боевые сто грамм.
Все по очереди чокались с Одинцовым и произносили что-нибудь соответствующее поводу.
— Хорошо начал, Иван, — сказал дядя Яша, чокаясь с Одинцовым последним. — На этом рубеже и стой! Ну, будь!..
Иван залпом выпил водку и даже не почувствовал ее крепости.
— Смотри-ка, как водичка, сладкая!
— Когда по хорошему поводу, она всегда такая, — заметил дядя Яша, закусывая кружочком баклажана. — Ну, по домам теперь. Спасибо за угощение, Иван.
— Вам спасибо…
Иван направился на территорию завода.
— А ты не домой, Иван? — окликнул его дядя Яша.
— Нет, дело у меня есть.
В цехе никого уже не было. Все разошлись. Одинцов попробовал головку сифона без боязни, что разорвет: нагнал в него кислорода. Подумал, что единственным неудобством для Мокрухи будет то, что кислород выходит со свистом из краника, только когда нажимаешь на рычажок.
«Ну и черт с ним… Мое дело сделать, а там как хочет», — решил он.
Одинцов опустил сифон в ведро с водой, долго наблюдал, не появятся ли пузырьки. Утечки не было; теперь оставалось лишь соединить сифон резиновой трубкой с горелкой. Для карбида Одинцов приспособил полиэтиленовую фляжку. Надо было вставить в крышку металлическую трубочку, на которую и надеть резиновый шланг. Потом он засыпал в флягу мелкого карбида.
«Черт бы побрал!.. И на почту, наверное, опоздал, и к Ларисе опоздаю, — подумал Одинцов. — Чего он не идет?»
Дурнов явился, когда Иван уже собирался уходить. Рука забинтована, лежит на перевязи.
«В санчасти был», — догадался Одинцов.
— Думал, кости размозжил, — сказал Дурнов. — Целы косточки… Ну, сделал?
— Забирай и вали отсюда! Со стекляшкой аккуратнее! Не нажми на ручку. С кислородом она. А эта — с карбидом. Сможешь вынести?
— Когда понадобится, тогда и вынесу… Послушай, Цыган, что этой не видать, ну, которая с нами вышла?
— А тебе на что?
— Так просто…
— У шофера спроси. Он тебе все расскажет…
— С ним, вишь, спуталась?
— Не знаю, — сухо ответил Иван.
— На стрему хочу ее взять. Как думаешь, пойдет? Или, вроде тебя, отойти хочет?
— У нее спроси, — усмехнулся Иван.
— Может, в городе кого встречу из своих… Не может быть, чтобы в таком климате не оказалось своих.
— Поищи… Угла не нашел еще отдельного?
— Нашел. За три месяца вперед хотят. А мне на черта тут три месяца?! Я Новый год в столице встречать хочу. Руку разбил ты мне. Пока заживет, куда я гожусь?