— Выйдем! — предложил Одинцов. — Права качать буду!
— За что, Ванюша, нежная душа? Садись, поговорим… Нет моей вины перед тобой… Я чайку принесу…
— Не пойдешь! — Иван запер дверь на внутренний замок, сдвинул кнопку предохранителя. — Не пойдешь, значит? А я и здесь могу!
Иван выдвинул из-под стола стул, сел — нога на ногу, закурил. Дурнов натянул сапоги на голые ноги.
— Говори, чего пришел?
— Сейчас докурю… — положил окурок в пепельницу. — Ты, Мокруха, больше меня повидал… Скажи, если вор обманул вора, — что за это полагается?
— Как решат… — осторожно ответил Дурнов. — Смотря, как обманул, на чем…
— Если воровали вместе, а один у другого до дележки отначил, что за это?
— Убить гада надо! — сказал Дурнов. — За это смерть!
Откуда Дурнов мог угадать, что Одинцову известно, сколько было в том кошельке. Дураком надо быть, чтобы спросить у обворованной. А больше кто может сказать?
— За это смерть полагается, Цыганок! Только не понимаю я, чего тебе от меня надо?
— Сейчас все поймешь… — Иван достал из стеганки пол-литра водки, сорвал зеленую головку. Придвинул пиалу, налил полную. — Пей!
— Да я не хочу.
— Пей! Досыта пей!.. Сколько денег было в кошелечке синеньком? — спросил Иван, когда тот выпил водку.
— Да разве я помню, Цыганок? — «Узнал! Откуда узнал? На пушку берет, факт!» — подумал Дурнов и положил руку на газету. Под ней нож. Хоть и одна левая, а пырнуть, если что, силы хватит.
— Помнишь, гад! Ты не можешь этого забыть. Сколько отначил? Ну?!
Иван положил кулаки на стол. Настороженным: взглядом шарил по лицу Мокрухи.
— Клади деньги на стол! Те, тридцать четыре рубля, и что в доле досталось…
— Нет у меня денег. Пропил…
Иван налил пиалу до краев.
— Пей.
— Я уже пьяный, Ванечка!
— Пей, говорю! Пьяному сдохнуть легче.
Рука у Мокрухи тряслась, когда он нес пиалу ко рту.. Водка лилась по небритому подбородку на грудь. Он поставил пиалу на стол.
— Не могу больше…
— Три сосны носишь, крохобор! Эти сосны с тебя вместе со шкурой сниму! Пей!.. Так нет, говоришь, денег? Сейчас посмотрим!
Иван прошел к кровати Дурнова, снял со спинки стула серый пиджак, пошарил по карманам. Из паспорта, из-под обложки, вынул пачку трешек и пятерок, заглянул в сберкнижку, усмехнулся:
— Счет открыл, а? Фраер!..
Одним глазом уловил Иван тот момент, когда рука Дурнова скользнула под газету и спряталась под столом.
— Иди сюда, — позвал он Дурнова. — На, сам отсчитай, что положено…
Дурнов поднялся, держа нож лезвием вдоль руки, так, чтобы не увидел Иван, приблизился.
— Держи! — Иван вытянул руку с деньгами.
Мокруха протянул за деньгами не левую, здоровую, а правую.
«Точно! Ножик припас на меня! Из-под газеты вытянул. Ну, я тебе сейчас устрою!» — решил Иван, и, когда синие пальцы приблизились к деньгам, он схватил и сдавил их. Дурнов охнул и упал на колени, нож выпал из левой руки.
Одинцов поднял нож, а Дурнов откачнулся, опрокинулся на спину. Иван попробовал пальцем лезвие: острое… Бросил ножик на стол.
— Поднимись, Мокруха! Резать не буду, не бойся. Я завязал! Понимаешь?
— Я понял уже, — зло произнес Дурнов. — И резать меня ты не сможешь. Не рискнешь. Ты же в ударники метишь!
— Все верно! Но по морде я тебе пару раз дам. На память! Один раз — как бывший вор, второй — как будущий ударник. Вставай.
— Не смей ко мне подходить, — завизжал Дурнов и попятился, суча ногами по полу.
— Ты что, гад, из секты неприкасаемых, что ли? — глумливо усмехнулся Одинцов.
— Не имеешь права!
— Это мы сейчас проверим… Вставай!
— Бей так, сволочь!.. Бей лежачего, продажная шкура!
— Ты из дома не выходил вроде сегодня? — спросил вдруг Одинцов, разглядывая сапоги на ногах Дурнова?
— Нет. А что?
— Так вот что… Бить я тебя раздумал пока… Только сифончик я под мостом нашел. Расколол я его… Как бомба, разорвался!.. И фляжку вчера — я унес! Выздоровеешь, занеси горелку. А если нет, тогда бить всерьез начну.
Мокруха слушал и не верил ушам. Тяжело поднялся, пошатываясь, дошел до плаща, засунул руку в карман, в другой. Цыган не шутил. Дурнов опустился здесь же, под дверью, на пол и заплакал, захлюпал носом. Иван взял его под мышки, дотащил до кровати и укрыл с головой одеялом.
Дурнов сбросил одеяло, сел, заорал:
— Зарежь лучше сразу! Как собаку, зарежь!.. Жить не хочу! — Он рванул здоровой рукой ворот нижней рубашки, одна пуговица отскочила под ноги Ивану.
— Не базарь! Меня этим шумом не напугаешь! — сказал спокойно Иван. Он отсчитал деньги, а остальные положил в паспорт и сунул в карман пиджака Дурнова. — Я полсотни взял. Выпивку я тоже учел. Таких, как ты, толченым стеклом кормить, а не икрой!..