— Сюрприз?
Он кивает.
У Акселя для меня сюрприз. Он спланировал этот поход для нас. Зачем?
— Аксель?
Медленно останавливаясь, он косится в мою сторону, но держит глаза опущенными.
— Да?
— Почему мы делаем это?
В воздухе повисает молчание, если не считать звуков ветра на близлежащей воде. Аксель трёт шею сзади, затем поправляет очки.
— Не каждый же день ты выходишь замуж. Даже если... это по нетрадиционным причинам.
Совсем как когда он держал меня за руку, когда он целовал меня, когда он спросил, как я, во время фотосессии, это неожиданно мило. У меня вырывается мягкий смешок.
— Справедливо.
Удовлетворившись, Аксель поворачивается и снова начинает шагать.
— Я чувствую себя виноватой, что не подготовила сюрприз для тебя, — говорю я ему. — Если бы я знала, что мы празднуем наш нетрадиционный брак, я бы что-нибудь придумала.
Аксель показывает вперёд, где небольшой ствол дерева пересекает тропу. Я его перепрыгиваю.
— Ты сделала более чем достаточно. Благодаря тебе, спасение дома стало возможным. Это всё, что мне нужно. Скажи мне, если я иду слишком быстро, — добавляет он.
Я хмуро кошусь на него.
— Не волнуйся обо мне. Меня в последнее время немножко потрепало, но я не хрупкий цветочек.
— Я... — он колеблется, приподнимая ветку, в которую я чуть не врезалась. — Я просто стараюсь быть внимательным. Я склонен не замечать, когда иду слишком быстро для других людей, что несложно, учитывая, какой у меня широкий шаг.
— О. Точно, — я нервно откашливаюсь. — Итак... куда мы идём?
Он бросает взгляд в мою сторону, и очки делают это вдвойне горячим. «Очень грубо с вашей стороны, очки. Очень грубо».
— Ты учишься на юрфаке Стэнфорда, — ровно произносит он, — но не знаешь определение слова «сюрприз»? Планка стандарта для абитуриентов явно опустилась.
— Ой, ха-ха! Очень смешно.
Его губы подёргиваются, будто он вот-вот улыбнётся, но выражение лица снова становится серьёзным, и я даже не уверена, случилось ли это.
— Я не знала, что место нашего назначения — это тоже сюрприз, умник.
— Это сюрприз, — отвечает он. — Осторожно.
Я перепрыгиваю небольшую канавку как раз вовремя, чтобы не подвернуть лодыжку.
— Я думала, этот поход не должен быть сложным.
Он пожимает плечами.
— Наверное, сложный, если ты новичок.
— Аксель Бергман. Не знай я лучше, я бы подумала, что ты стараешься меня раздразнить.
Снова подёргивание губ. Я добьюсь от него улыбки!
— Я отвечал на твой вопрос, — говорит он. Но спустя мгновение добавляет: — И может, немного поддразнивал.
— Типичное поведение мужа.
Он качает головой.
— Я вырос не с таким поведением. Мой папа знает, как себя вести.
— Я точно видела, как твой папа дразнит твою маму.
Аксель показывает на тропинку поменьше, отходящую от главной тропы, и идёт туда первым.
— Верно. Но он знает, какое поддразнивание ей нравится, и как далеко он может зайти, и он никогда не переступает черту.
Я улыбаюсь.
— Твои родители такие милые. Сразу видно, что они до сих пор очень влюблены.
— Это угнетает, — говорит он. — Я слишком много раз заставал их целующимися.
— Что ж, ну откуда-то же взялись ещё пятеро детей...
— Так, хватит, — перебивает он, зажимая ладонями уши и морща нос.
Я хохочу.
— Я понимаю. Но в то же время это кажется мне очень милым. Мои родители не были... — я обрываю себя на середине предложения и оглядываюсь по сторонам, спеша сменить тему. — Итак, мы идём вверх. Любование закатом?
Аксель косится в мою сторону, его взгляд поднимается к моему лицу, затем к небу.
— Почему ты сменила тему?
— Вежливо было бы просто подыграть упомянутой смене темы.
— Это не моё, — говорит он. — Вежливость. Она дерьмово мне даётся. Например, когда я попросил сказать мне, если я иду слишком быстро, и каким-то образом я намекнул, что ты хрупкая.
Я прикусываю губу.
— Уф. Это моя вина. Прости.
— Загладь свою вину. Скажи то, что ты собиралась сказать, — он быстро тянется в сторону от тропы, ломает длинную палку о своё бедро, затем вручает мне половину. — Должна подойти.
— Я... чего?
Он ставит палку, упирая её концом в землю, и вкладывает её в мою руку.
— Палка. Продолжай.
— Что, с палкой или с темой?
— И то, и другое, — говорит он, используя вторую половину палки для себя и мягко подталкивая меня вперёд.
Пока мы идём дальше, я пробую эту палку для опоры, и мне нравится, как она упирается в землю и даёт мне опору.
— Мои родители просто не были такими.
— Какими такими? — спрашивает он.
Я смотрю на землю, сосредотачиваясь на своих шагах.
— Влюблёнными. Как минимум, они не были влюблёнными долго.
Я слышу, как Аксель медлит позади меня, затем оборачиваюсь через плечо. Он хмуро смотрит в землю. Какое-то время мы идём молча, и Аксель показывает в новом направлении, где тропа вьётся всё выше и выше.
— Я не знаю, что сказать, — признаётся он.
— Иногда нечего сказать. И это нормально.
Он косится на меня, и наши глаза на мгновение встречаются, после чего он отводит взгляд.
— Ты можешь поговорить об этом ещё, — предлагает он. — Если хочешь. Я послушаю.
В моём горле встаёт ком, и я смотрю прямо перед собой.
— Тут мало что рассказывать. Они развелись, когда я поступила в колледж. Видимо, они считали важным оставаться вместе ради меня, пока я училась в старших классах. Думали, будто я не видела, какими несчастными они были до этого. Теперь моя мама проводит большую часть года в Италии, потому что ей нравится климат и Пауло, её второй муж. Мой папа большую часть времени посвящает работе, потому что это он любит. Мои родители, конечно, любят и меня, и я их тоже люблю, и они оба стали счастливее после развода, просто мы не так близки как семья... воу!
Аксель вскидывает руку и хватает меня за предплечье, как будто он ещё наперёд меня знал, что я споткнусь о камень. Моё тело накреняется вперёд, а потом немедленно выпрямляется за счёт надёжности его хватки.
— Порядок? — спрашивает он.
Я киваю, утопая в смущении из-за того, что споткнулась и только что рассказала ему всё это.
Зачем я так изливаю душу? Может, это близость, рождённая нашим неожиданным партнёрством, вся та работа, что мы проделали, чтобы свадьба случилась. Может, это просто интенсивность того, что он так близко, уделяет мне больше внимания и разговоров, чем прежде. Может, это всё чёртовы очки.
— Что такое? — спрашивает Аксель, заметив, что я пялюсь на него.
Я отворачиваюсь, и мои щёки алеют.
— С очками ты напоминаешь мне книжного дровосека. Это пудрит мне мозги.
— Книжного дровосека? — он морщит нос. Срань господня, он такой горячий, когда морщит нос. — Что?
Я пытаюсь оттолкнуть его, но Аксель ловко уворачивается, отчего я спотыкаюсь. И снова его рука взмётывается, ловит меня за локоть и возвращает обратно на тропу.
— Скорее уж книжный ниндзя, — говорит он перед тем, как отпустить меня.
— У тебя правда впечатляющие рефлексы. С твоим-то ростом и такими рефлексами ты наверняка был вратарём в футболе. Я права?
— Я всегда предпочитал играть в защите, но да, я начинал футбольную карьеру как правый защитник, и в итоге из меня сделали вратаря.
— Ты играешь до сих пор?
— Не сейчас, когда шалаш разваливается, но в остальном да. Всего лишь любительская лига. А ты?
— Слишком занята. Но надеюсь вернуться, когда закончу с обучением.
Показав вперёд, он говорит:
— Почти на месте.
Я прослеживаю за его жестом туда, где деревья редеют, и вечернее солнце заливает землю мандариновым светом. От этого вида я останавливаюсь как вкопанная.
— Это... вау.
Аксель встаёт рядом со мной, любуясь всем этим и не сводя глаз с горизонта.