— Она хочет помогать людям, которые заболели от химикатов, говорить об этом судьям, и заставлять компании лучше заботиться о Земле, когда они используют химикаты. И поскольку она изучала химикаты, она сможет хорошо делать свою работу. Я тоже так хочу. Я хочу изучать естественные науки, говорить судьям о науке, помогать людям и сделать мир свободным от ядов.
У неё нос испачкался в креме, и я вытираю это пятнышко.
— Ты можешь заниматься всем, чем захочешь, Скай.
— Я знаю, — счастливо отвечает она.
Когда я кошусь на Руни, наши взгляды встречаются. Её выражение мне не удаётся прочесть, но я знаю, что оно мне не знакомо — лоб нахмурен, глаза смотрят мягко, губы изогнулись в лёгкой улыбке. Покраснев, она отворачивается и теребит ручку, а потом обёртку от кекса.
Снова встав, я спрашиваю у неё:
— Во сколько ты хочешь выехать завтра для твоего визита к врачу?
— Запись на 12 часов дня, — говорит она. — Я бы хотела выехать в 11:15, для перестраховки.
Я киваю, затем неохотно отпускаю её стул и делаю шаг назад.
— Аксель? — тихо говорит она.
— Да?
Она отделяет остатки своего кекса от обёртки и слизывает с пальца капельку крема.
— Спасибо за доставку десерта.
Я говорю себе, что не буду пялиться на её полные губы, обхватившие её палец. Я не буду наблюдать, как её палец покидает губы с чувственным причмокиванием.
Вот только я стою и мучаю себя, пока не остаётся ни крошки.
Две недели прошло. Осталось ещё две.
***
— Нам туда, — говорит Руни, показывая на вход. — Но серьёзно, тебе необязательно заходить. Если захочешь просто вернуться за мной, я освобожусь через два часа.
— Ты не хочешь, чтобы я заходил?
Она медленно выдыхает, кусая губу.
— Ну то есть... я бы не возражала.
— Тогда я пойду с тобой. Показывай дорогу.
Я иду за ней, определяю наименее оживлённую часть помещения и прислоняюсь к стене. Руни заполняет необходимые бумаги, затем находит меня и встаёт справа от меня.
— Можешь сесть, — говорю я ей. — Я просто предпочитаю стоять.
Она дёргает коленями и качает головой.
— Нормально. Если стоять, легче справиться с нервами.
— Ты нервничаешь?
Она кивает.
— Я не большая фанатка игл.
Игл?
Моя кожа покрывается холодным потом.
— А что это за лекарство?
Руни не замечает моей паники, погрузившись в свои тревоги.
— Капельница. Поэтому я и пробуду тут два часа.
Ох, бл*дь. Сидеть тут два часа и смотреть на Руни с иглой в руке. Мне надо убираться отсюда.
Я мог бы изобразить звонок, притвориться, будто в шалаше случилось что-то непредвиденное. Руни бы улыбнулась и повела себя вежливо, когда я скрылся. Она бы сказала, что с ней всё будет хорошо.
Но наблюдая за тем, как она смотрит ток-шоу по телевизору, при этом толком ничего не видя, сжимая руки в крепкие, нервные кулаки за спиной, я понимаю, что не уйду. Тоже глядя в телевизор, я протягиваю руку, пока наши костяшки пальцев не соприкасаются.
У Руни перехватывает дыхание. Она моргает, затем быстро сглатывает, не сводя глаз с экрана. А потом её кулак медленно разжимается, кончики её пальцев задевают мои, и наши руки крепко сплетаются.
— Дыши глубоко, — говорю я ей, пока мы смотрим на телевизор.
Она кивает.
Я наклоняюсь чуть поближе, и мой нос задевает её волосы.
— Нет, правда, вдохни глубоко.
Она нервно смеётся, делает медленный глубокий вдох, затем следующий. Я дышу вместе с ней, говоря себе, что это не так уж плохо, что я нормально справлюсь. Конечно, мне не нравится, когда иглы вводят в меня (и под «не нравится» я имею в виду «до смерти боюсь»), но если это делается с кем-то другим, то готов поспорить, ничего страшного. Полный порядок.
Когда её зовут по имени, Руни сжимает мою ладонь, затем отпускает. Но двинувшись вперед, она оглядывается через плечо, будто убеждаясь, что я иду за ней. Я ободряюще киваю, затем придерживаю дверь для неё и медсестры, когда мы выходим из комнаты ожидания.
Когда я краем глаза замечаю стойку капельницы, мои колени превращаются в жидкость. Дыша глубоко, я стискиваю челюсти так, что ноют зубы, и сжимаю кулаки, отчего ногти отрезвляющими и болезненными полумесяцами впиваются в мои ладони. Я сосредотачиваюсь на этом ощущении, пока медсестра направляет нас к алькову с откидывающимся креслом, на которое Руни осторожно садится. Рядом есть другое кресло — у стены, но достаточно близко, чтобы я мог держать её за руку, если ей это нужно.
Чёрт, да это, пожалуй, нужно мне.
Пока Руни отвечает на вопросы медсестры, подписывает бумаги и поддерживает светскую беседу, я сижу неподвижно, закрыв глаза и представляя хорошие вещи. Тихую прогулку по лесу, успокаивающее спокойствие, когда ты стоишь позади стены водопада, последняя моя картина, которая мне понравилась.
Но тут ладонь Руни сжимает мою, и мои глаза распахиваются.
— Нормально? — спрашивает медсестра, потирая большим пальцем вену Руни.
Мир слегка плывёт.
— Ага, — бодро отвечает Руни, говоря убедительно, вот только она стискивает мою ладонь с такой силой, что вот-вот переломает мне кости.
— Большой глубокий вдох, — говорит медсестра.
Я вдыхаю одновременно с Руни, глядя куда угодно, только не на иглу, приближающуюся к её руке. Я в порядке. Всё в порядке. Всё будет хорошо. Но тут Руни дёргается от боли и издает жалобный звук.
Вот тогда-то мир погружается в темноту.
Глава 12. Руни
Плейлист: mxmtoon — fever dream
— В одно мгновение ты держал меня за руку, — говорю я Акселю, чьё откидное кресло припарковано прямо рядом с моим, — делал глубокий вдох рядом со мной. А в следующее уже повалился на кровать.
Медсестра усмехается про себя и проверяет капельницу, подающую мне лекарство.
— Бедняга. Вот подожди, когда у вас появятся дети. Ему придётся отдельную койку ставить.
Аксель всё ещё выглядит мертвенно-бледным, пока я держу его за ладонь. Он косится на мою руку и тут же закрывает глаза обратно.
— Всё закончилось? — хрипло спрашивает он.
— Что, милый? — спрашивает медсестра. — Капельница? О нет, только начинается. Мы накроем всё полотенцем, чтобы не было видно. Должно помочь.
Медленно выдыхая через нос, Аксель сжимает мою руку.
— Извините.
Во мне нарастает нечто опасно близкое к привязанности.
— Почему ты извиняешься?
— Потому что я упал в обморок, — натянуто говорит он.
— Ты пытался поддержать меня, — я смотрю на него — губы поджаты, кадык так выраженно выступает при глотании. — Ты остался, хоть иглы и пугают тебя, и это многое значит.
— Хм, — он сжимает мою ладонь и снова роняет голову на спинку кресла.
— Постарайтесь не упоминать это слово, — шепчет медсестра, подмигивая мне.
— Извини, Акс, — я потираю большим пальцем его ладонь, рисуя, как мне хочется надеяться, успокаивающие круги. — Я хуже всех.
— Нет, неправда, — отвечает он. — Этот почётный титул достается скунсам.
— Вот вам сок, — медсестра ставит коробочку яблочного сока на подлокотник его кресла.
Аксель благодарит её, но не открывает глаза и не пытается взять коробочку. Его кожа до сих пор белая как бумага.
Я беру сок, протыкаю положенное место трубочкой и подношу к его губам.
— Открывай.
Он открывает рот и принимает трубочку, принимаясь медленно пить.
— Хочешь услышать научную шутку? — спрашиваю я.
Повернувшись в мою сторону, он открывает глаза и на кратчайшее мгновение смотрит прямо на меня, после чего эти сногсшибательные изумрудные радужки скрываются за веками.
— Конечно.
— А вот не скажу. Молчание — золото. Понял? Ну золото как химический элемент, — я издаю хрюкающий смешок и вздыхаю.
Аксель медленно качает головой.
— Это не шутка. Это каламбур, достойный моего занудного учителя химии в восьмом классе.