— У тебя есть дочь? — резко спросил он, потом еще раз взглянул на снимок и, не отводя глаз от лица Клодии, протянул ей фотографию.
Его магнетический взгляд, казалось, лишил ее способности соображать — Клодия молча кивнула и лишь спустя несколько секунд торопливо заговорила:
— Ладно. Я согласна. Насчет завтрака... Мы можем обсудить наши дела на нейтральной территории. Это даже лучше. Потом, надо же мне послушать, что ты собираешься предложить.
Клодия говорила быстро и сбивчиво, просто чтобы отвлечь его мысли от фотографии. Не давая Бренту времени задать еще какой-нибудь вопрос — страшно даже подумать, о чем он мог бы спросить! — она быстро прошла мимо него и, бросив короткое: «Спасибо», — направилась к двери. Клодия почувствовала, что его взгляд прожег ее спину, прямо между напряженно сведенными лопатками.
— Я возьму сумочку и предупрежу Эми, что какое-то время меня не будет. Задержу тебя на две-три минуты, не больше.
Оказавшись в спальне, Клодия прижала кончики пальцев к вискам. Последние полтора месяца были настоящим кошмаром, но появление Брента Ситона — верх всего!
А она-то, глупая, после встречи с управляющим банком решила, что хуже уже быть не может. Как же она ошиблась!
Подавив тяжелый вздох, Клодия уставилась на свое отражение в зеркале. Осунувшаяся, измученная заботами женщина средних лет. Какие уж тут двадцать четыре!
Пожав плечами — ну и ладно, что есть, то есть, — она взяла сумочку из верхнего ящика и аккуратно положила в нее фотографию.
Да, выгляжу я словно после тяжелой болезни. А, собственно говоря, какая разница? Ни я, ни мой вид Брента не интересуют. Даже шесть лет назад я не представляла для него интереса. Только разве как наследница «Фартингс-Холла», и все.
Да мне и не нужно его внимание. Уже не нужно, поправила себя Клодия. Теперь я отнюдь не та глупая девчонка, которая наивно полагала, что мир населен ангелами. Теперь я хорошо знаю, что почем, и готова встретиться с реальностью лицом к лицу, может даже спокойно позавтракать с этим негодяем.
Во имя спасения своего отца и своего ребенка я все вытерплю и буду стоять насмерть, чтобы получить хорошую цену за свое последнее достояние.
Брент, казалось, витал мыслями где-то далеко. Да и у Клодии деловой настрой исчез, когда она осознала, куда они подъехали.
«Единорог» — мифическое чудовище. На редкость подходящее название, потому что именно здесь Брент сказал ей когда-то о своей любви. Как оказалось, мифической любви, с горечью подумала Клодия, увидев в боковое стекло роскошного «ягуара» небольшой сложенный из белого камня паб.
— Помнишь? — спросил Брент, вытаскивая ключ из зажигания.
Клодия бросила на него недоуменный взгляд.
— А что я должна помнить? — И вышла из машины.
Хорошо бы и вправду забыть этот маленький паб, приткнувшийся на краю лесной поляны в стороне от дорог. С того времени Клодия ни разу не была здесь, но памятью часто возвращалась в эти места. Однако сейчас она не доставит Бренту удовольствия и ничем не выдаст своих мыслей. Пусть считает, что она и думать обо всем забыла.
Однажды, когда сумерки только-только начали опускаться на землю, он привез ее сюда на мопеде. Денег у них было мало — еле-еле наскребли на стакан сидра каждому и один большой вкусно пахнущий корицей кусок пирога, который поделили по-братски.
Съев пирог, они вышли на улицу, уселись на скамейку, предназначенную для туристов, и стали неторопливо попивать сидр. Затем Брент медленно и нежно провел пальцем по ее влажным губам. Взгляд у него был тяжелый, а голос низкий и теплый. Такой теплый...
— Я люблю тебя, Клодия. Я хочу тебя. Все время хочу. Теперь ты об этом знаешь.
Взгляд Брента остановился на ее губах, и Клодия поняла, что он сейчас ее поцелует.
— У тебя еще есть остаток лета, чтобы привыкнуть к тому, что я тебя люблю.
А ей был не нужен остаток лета, чтобы привыкнуть к этому. Она уже любила его, любила с того мгновения, когда замер жаркий летний воздух и оборвавшееся сердце бухнуло: он! А потому, услышав, что Брент любит и хочет ее, Клодия молча подняла на него счастливый взор.
Конечно, Брент касался ее и раньше: то легонько проводил рукой по бедру, то целовал в щеку — совсем невинно, то гладил груди — очень-очень осторожно, как будто сомневаясь в себе или в ней, а у Клодии прерывалось дыхание от чудесного ощущения, от того, что происходило с ее телом. Но когда Брент сказал о своей любви, она поняла: этих ощущений будет теперь мало, теперь она тоже захочет поведать ему о своей любви, а значит... И у Клодии опять оборвалось сердце.