– Сознательно?
– Не знаю. – Алек передернул плечами в ответ на смех Карра. Он смеялся слишком похоже на Холта. Переливы голоса так сильно напомнили ему молодого Холта, и это воспоминание вызвало в Фолкнере бурю гнева.
Еще мальчиком Карр был лукавым и хитрым: любимец семьи, зеленоглазый, с милой улыбкой, шаловливый тихоня с ангельским личиком. Не раз Холт и Алек обнаруживали, что их планы нарушены и секреты раскрыты из-за страсти Карра подслушивать и сочинять небылицы. Когда они повзрослели, Карр превратился в типичного школяра – ничего удивительного, учитывая его замечательную память и способность повторять услышанное. Теперь они повзрослели.
Алек вспомнил, каким ненадежным был младший брат Холта, и он сомневался, что Карр изменился в лучшую сторону.
Если только существовал кто-нибудь, кого Алек мог ненавидеть, – это были именно ненадежные люди.
– Он идет сюда, очевидно, хочет поговорить с тобой, – предупредил Мельбурн, и губы Алека искривились в полуулыбке.
– Интересно, о чем.
Видит Бог, им было нечего сказать друг другу даже на похоронах Холта.
– Привет, Алек! – Подойдя, Карр крепко пожал ему руку.
После короткого знакомства Мельбурн отступил назад и посмотрел на них, извиняясь.
– Я должен потанцевать с женой, пока не вызвал ее упреков за невнимание. – Он посмотрел на обоих Фолкнеров с нескрываемым удивлением. – Рад был познакомиться с вами, – сказал он, обращаясь к Карру. – Всего хорошего.
– Благодарю, – ответил Алек, задумчиво провожая Мельбурна взглядом.
Он понимал, что именно привело в такое смятение этого джентльмена. Алек и Карр были слишком похожи друг на друга, их обоих природа щедро наделила характерными фолкнеровскими чертами. Так же, как и Алек, Карр был черноволосым, имел четкую линию бровей и золотистый опенок кожи, выступающие скулы и неуступчивый, четко очерченный рот. Но в отличие от холодно-зимних серых глаз Алека глаза Карра были темно-зелеными, он был ниже ростом и более хрупкий. В его внешности преобладало скорее изящество, чем сила Алека.
– Ты одет как щеголь, – отметил Алек. Его взгляд не упустил ни малейшей детали обновленной внешности кузена. Уложенные черные волосы блестели, одежда черного и белого цветов была безупречна. Разительное отличие по сравнению с неряшливым юнцом, корпящим над грудами книг.
– Хотелось бы надеяться, – протянул Карр, подражая тону денди. – Но эта чертовщина дорого обошлась мне.
– Как прошло путешествие? – равнодушно поинтересовался Алек, и Карр вздрогнул.
– Приятно. Нет, скорее, терпимо. – Его темно-зеленые глаза встретили взгляд Алека, и он увидел отчаяние, промелькнувшее во взгляде Kappa. – Ужасно! Я хотел поговорить с тобой.
– Обсуждай свои проблемы с кем-нибудь другим. Ты не хуже меня знаешь, у нас нет ничего общего… Более того, в семье я не считаюсь сострадательным…
– Нет, – перебил Карр, его лицо было испуганным, будто он задумался над тем, почему первым делом подошел именно к своему кузену. – Но ты единственный, кто поймет меня.
Чувствуя, что любопытные уши прислушиваются к их разговору, Алек заколебался с минуту, а потом кивнул:
– Если ты готов рисковать быть подслушанным.
– Все слишком далеко, чтобы расслышать, – сказал Карр, оглядев комнату и вновь остановив взгляд на лице Алека.
– Тогда начинай.
– Поездка была неудачной. Я не мог видеть ничего. Я не мог слышать ничего. Я не мог спать. Каждую ночь я думал об этом, я почти потерял рассудок. Вопросы без ответов медленно убивают меня.
– Холт? – тихо спросил Алек, и Карр кивнул.
– Да… Холт. Я мог бы смириться с его смертью, если бы на то была причина. Но ее не было, не было объяснения всему случившемуся и почему он был… – Карр замолчал и сделал над собой усилие, чтобы говорить спокойнее. – Я должен был выяснить, почему, я должен был выяснить… Почему ты так смотришь на меня?
– Ты что-то слишком уж искренен сегодня. Хотелось бы знать в действительности, в чем дело и к чему вся эта театральная сцена.
– Неужели так тяжело поверить в то, что я любил брата?
– Я знаю тебя и знаю, что за отношения были у вас с Холтом. Вы редко обменивались даже словом.
– Я не мог разговаривать с ним, – с искренностью сказал Карр, делая большие глаза. – Я слишком боялся его. Ты не понимаешь, каково на самом деле мне было… Всю жизнь все только и говорили, какой он замечательный… Я старался соответствовать его уровню, и всякий раз мне не удавалось.
Но я любил Холта и должен выяснить, кто убил его, иначе я буду мучиться над этим вопросом до конца жизни. Если я даже не попытаюсь, то никогда не обрету покоя. Ты не знаешь, каковы были последние месяцы…
– Я знаю, – перебил Алек. В его голосе звучала нотка искренности, свидетельствующая о том, что он задет за живое. Ее моментально уловил молодой человек. – Но не было никаких зацепок, никакой ниточки.
– Мы можем поискать их вместе.
– Ты думаешь? – холодно поинтересовался Алек– Кому из нас будет лучше, если мы начнем вновь и вновь ворошить прошлое? Потребовалось достаточно времени, чтобы я смог смириться с происшедшим…
– Я не могу больше выносить этого. Алек, ты единственный, в ком я надеялся найти опору в поиске убийцы Холта.
Я думал, ты любил его так же сильно, как…
– Черт тебя побери! – Глаза Алека внезапно вспыхнули. – Если ты собираешься и дальше бросаться подобными словами, щенок, мы продолжим разговор на улице. Холт значил для меня больше, чем брат. Еще одно такое замечание, и я сотру тебя в порошок.., или вызову на дуэль. Этого ты, пожалуй, больше заслуживаешь.
– Извини. – Карр понурил голову.
Это движение вызвало столько воспоминаний о том, как извинялся виноватый Холт, что Алек отвел взгляд и стиснул зубы.
– Черт тебя побери, – повторил он.
– Забудь об этом, – тихо произнес Карр. – Я иду в трактир «Гудменз». Посижу там вечерок, если хочешь, присоединяйся ко мне, выпьем за мое извинение. Я не" хотел обидеть тебя.
Алек не ответил, продолжая смотреть в сторону, когда Карр уходил. Заняв свое место за столом, он рассматривал вышитый узор на скатерти, внезапное видение предстало перед его мысленным взором: Холт, входящий в его комнату без стука, в хорошем настроении, слегка выпивший.
– Это я, мой уважаемый, трудолюбивый кузен, – объявлял о себе Холт, ставя бутылку джина посреди бумаг на столе Алека.
Глядя, как пятно джина расползается на чернилах, Алек притворно хмуро встретил взгляд Холта.
– Если ты пришел за деньгами – у меня их нет.
– Черт возьми… Нет, я пришел не за этим, – высокопарно сообщил Холт, грозя пальцем, как строгий учитель, в детстве преподававший им математику. – Я пришел отвлечь тебя от трудов праведных, пока твои мозги не свихнулись от всей этой писанины. Я собираюсь найти тебе женщину. – Взяв бутылку, Холт сделал глоток джина, затем продолжил:
– Тебе нужна женщина. Такая, как моя Лейла. Подумай об этом, может быть, у Лейлы есть подруга, которая…
– Черт меня подери, если я нуждаюсь в твоей помощи, чтобы найти женщину, – ответил Алек, внезапно рассмеявшись и откладывая в сторону перо. Он потянулся к бутылке и тоже сделал глоток. – Сегодня я найду себе такую женщину, рядом с которой твоя Лейла будет похожа на вывеску на повозке торговца рыбой.
– Ото! – воскликнул Холт, направляясь к двери и останавливаясь в проеме. – За честь Лейлы я вызову тебя.., когда протрезвею. – Он широко улыбнулся. – Это спасет тебя на время…
Когда оркестр начал играть полонез, Алек поднял глаза, возвращаясь к настоящему. Он почувствовал, что ему отчаянно хочется выпить.., или ему нужна женщина – что-нибудь, что могло бы отвлечь его от воспоминаний.
«Я не могу вернуть его», – убеждал себя Алек, не в силах противиться охватившему его одиночеству. Он был жив, а Холт – мертв, и у него не оставалось ничего, кроме как жить дальше, неся с собой эту боль.