– Неужели ты не помнишь, откуда у меня этот шрам? – спросил, смеясь он, когда мы сели на скамейку, чтобы надеть ролики.
Ярик сдвинул шапку на макушку, обнажая лоб.
– Нет. А должна?
– Вспоминай, Ласточкина!
(Да, не смейтесь – это моя фамилия. Легкая и летящая фамилия у слоноподобного подростка – не иначе как насмешка природы).
– Ты упал с велика в детстве? Скатился лицом вниз по лестнице? – предположила, согнувшись в три погибели и пытаясь надеть ролики. – Может, играл в войнушку и получил вишневой косточкой в лоб?
– Да уж. Это точно была вражеская пуля. – Закончив с обуванием, парень с интересом наблюдал за моими мучениями.
– Правда? – выпрямилась я.
Попыталась сдуть выбившуюся из-под шапки светлую прядь, но та, кажется, намертво прилипла к вспотевшему лбу.
– Неужели не помнишь? – Он недоверчиво посмотрел на меня.
– Не-а.
Ярик протянул руку, и я задрожала, поняв, что он хочет коснуться моего лица. «Ой, нет. Нет! Голова, не кружись так!»
Но жар поднимался все выше и уже подбирался к шее. Становилось трудно дышать. Парень наклонился и осторожно отодвинул непослушную прядь с моего лба. Затем смущенно улыбнулся.
– Что? Говори! – Меня обжигало волнением. Я чуть не подпрыгнула вслед за сердцем, больно толкнувшимся в груди.
– Это из-за баранки, – со вздохом сказал он и потер шрам на лбу.
– Какой еще баранки? – нахмурилась я.
– С маком.
И тут я вспомнила. Ужас! Позорище-то какое…
Мы качались во дворе на качелях, нам было года по три-четыре, не больше. Бабушка шла с работы и угостила нас баранками. Помню, как быстро, почти не жуя, я умяла свою и покосилась на Ярика. Мальчонка, моментально догадавшись, что я собираюсь сделать, крепко вцепился ручонками в надкушенное хлебобулочное изделие.
– Дай!
– Не дам! – Он поджал губы и нахмурил бровки.
– Дай, Ялик!
– Неть.
Я вспомнила, что, обидевшись, схватила пластмассовую лопатку и ударила его со всей силы по лбу. Ох… Он кричал, как девчонка. Ныл, выл, звенел ультразвуком на весь двор. Все соседи тогда сбежались. Возможно, как раз после этого его мама и запретила ему играть с жадной толстой соседской девчонкой.
– Вспомнила… – Я опустила взгляд.
Щеки полыхали от стыда.
– Было весело, – усмехнулся Ярик.
Встал со скамейки и аккуратно, чтобы не упасть, присел и помог мне закрепить ролики на каждой ноге.
– Спасибо, – пробормотала я, – и прости.
А ничего ведь не изменилось: я все та же соседская толстушка, готовая драться за баранки. Вот же стыдоба…
– За что? – Ярик встал и протянул мне руку. – За маленький шрам, который ты оставила мне на память? Ерунда. Зато каждый день, глядя в зеркало, я вспоминаю тебя.
Я уставилась на него, не зная, как реагировать и что сказать. Может, он шутил?
– Поехали! – Он протянул мне руку.
Как сказать ему, что если я встану, то покачусь вниз по дороге, сбивая людей, коляски с детьми, деревья и лотки с мороженым?
– Я боюсь…
– Со мной можешь ничего не бояться! – Он решительно протянул и вторую руку.
Кто-то хихикнул. Я обернулась: две тощие селедки моего возраста на соседней скамейке надевали ролики, без стеснения поглядывая на нас.
«Ну и смейтесь!» – решила я.
Ухватилась за ладони Ярика и решительно встала.
– Ой! – Я неловко покачнулась.
– Не бойся! – Он сжал мои руки крепче.
Отъехал назад и легонько потянул меня за собой.
– Ай! Ай-ай-ай-ай… – пропищала я тихо-тихо.
И поняла, что… еду за ним! Еду! Он катил меня осторожно. Смотрел прямо в глаза. И, черт возьми, опять улыбался! Ну нельзя же так! Когда я еду, раскорячившись, вспотевшая, с выпученными от страха глазами, в распахнутой куртке, глотая ветер открытым ртом, вот так нагло, обаятельно и весело улыбаться нельзя!
– Ты едешь, Дашка! Едешь! – рассмеялся он.
И мне хотелось плакать от счастья.
Теперь Ярик держал меня за одну руку и ехал рядом. Селедки больше не смеялись, они остались где-то позади. А я не спеша катилась по широкой дороге, улыбаясь первым щедрым солнечным лучам. И больше не чувствовала себя неуклюжей коровой. И мы держались за руки!
И какое-то детское чувство накрывало меня с головой: он мальчик, я девочка, между нами происходит что-то необыкновенное. Стоит ему посмотреть на меня – и щеки вспыхивают, сердце стучит в два раза быстрее, а планета замедляется и пропускает один оборот вокруг своей оси. Возможно, я немного преувеличиваю, но притяжение уже не действует. Мы в облаках!
– Значит, ты станешь музыкантом? – спросила я Ярослава, когда мы остановились у какого-то киоска, сделав огромный круг по парку.