Порыв прохладного ветра подхватил альбомный лист и закружил в воздухе. Он рассматривал его со всех сторон, но так и не найдя для себя чего-то занимательного, мигом потерял интерес и позволил рисунку, написанному карандашом, опуститься в небольшую лужу. То, что еще минуту назад радовало глаз Ярослава, теперь походило на обычное темно-серое пятно.
Памятный кулон остался валяться ненужной безделушкой под скамьей.
Когда-то, выбирая для Ксении подарок, Яр специально искал в интернете, какой из камней символизирует дружбу. Этим камнем оказался топаз. Он с давних времен символизирует дружбу и ревность, добрые дела и благоразумие, душевную чистоту, предусмотрительность и удачу. Первые два пункта отлично определяли их с Ксюшей отношения. Они дружили, что не мешало им ревновать друг друга. Вот только если Ксюша делала это открыто, то Яр держал в себе. Он понимал, что это просто чувство собственничества. Так же он знал, что обладать можно только вещами, но не людьми.
В парке стояла тишина, и только гулкое эхо шагов нарушало этот молчаливый покой.
Смотря себе под ноги и пиная попадающиеся на пути мелкие камни, Ярослав медленно двигался к выходу.
Завтра утром он собирался покинуть город Ярославль. Он в последний раз навестит Москву, издали попрощается с родителями, а потом поедет в аэропорт. Ничего лишнего. Все быстро, инкогнито, без «розовых соплей», присущих любому прощанию.
Кто-то может сказать, что Яр поступает не правильно — вот только он так не считал. Слишком много нервных клеток потратили его родители; с Ксюши достаточно душевных терзаний. Все, кто окружали Ярослава в прошлой жизни, так или иначе, страдали по его вине. Пусть малодушно, но он порядком устал от этого и решил сбежать.
Уже завтра он начнет новую жизнь! Он не собирался ломать себя и становиться лучше. Яр останется собой. Заведет новые знакомства и уж точно больше не станет к кому-то привязываться. Вот теперь все его окружение станет для него «вещами», которые не жалко выкинуть, которые всегда можно заменить…
ЭПИЛОГ
По прибытии в город прошло два дня. Ксюша искала всевозможные предлоги только бы оттянуть визит к любимым родственникам. Парадокс: она по ним безумно скучала всё это время, а сейчас, когда ее от них отделяет лишь телефонный звонок и менее чем одна сотня километров — вдруг поняла, что еще не готова получить по бестолковой голове за скоропалительные решения и необдуманные поступки.
Больше всего Ксюша боялась смотреть в глаза брата. Сашка никогда не поймет ее мотивов, как бы старательно она не пыталась объяснить свою позицию. Для него всегда прав один человек — Он. Если так можно сказать, то для Артемьева Александра никогда не существовало авторитетов, людей на которых хотелось бы ровняться.
Мама. С ней Ксане было проще. Анастасия Игоревна редко когда выходила из себя. Она Леди! Да-да, Леди — с большой буквы. Все свои эмоции она выразит взглядом и едва заметной мимикой лица: упрек, разочарование и много чего еще.
А вот реакция отца на ее возвращение могла быть только одна: облегчение, что с взбалмошной дочерью всё в порядке. Сергей Геннадьевич мог выказать свое недовольство сыну, но дочери — никогда. В каком бы возрасте не была Ксения, она всегда оставалась для него маленькой принцессой.
Но в любом случае прятаться от семьи вечно, Ксения не могла. Это понимала она, об этом постоянно напоминал Каминский. Вспомнив обещание себе, что собралась меняться и не прятаться от проблем, Ксюша объявила о своем желании поехать повиниться перед родственниками.
Вячеслав, которому игры в прятки от семейства Артемьевых надоели до чертей, в этот же день созвонился с Сашей и с долей облегчения сдал место пребывания любимой женщины. Воспроизводить дословно все то, что высказал Александр, Слава не стал, просто предупредил Ксюшу, что ее брат не очень доволен.
Не теряя времени, Каминский практически волоком вытащил Ксану из квартиры и бережно погрузил ее тело в салон автомобиля.
— Ксень, я устал, — раздраженно объяснил он. — Я хочу, чтобы ты, наконец, перестала орать «ты меня не нашел!» каждый раз, когда мне на телефон звонит твой брат. Это нервы! А в твоем положении рефлексировать нельзя. Не беспокоишься о себе, так хоть о нашем ребенке подумай.
Ксана молча выслушала Славу. Из всей его речи она вычленила только одно словосочетание «…о нашем ребенке…». И снова Ксюшу окутал кокон, сотканный из любви, тепла и заботы — не только по отношению к ней, но и к еще не родившемуся ребенку.
Накрыв ладонью руку Каминского, которой он с силой вцепился в руль, Ксана поблагодарила его в свойственной ей манере: