- «Миротворец»? - я взвесил один из револьверов на ладони. Взвел и спустил курок. Зачем-то потрогал барабан - он провернулся с тихим щелчком. - Это что, шутка?
Каттнер посмотрел на меня тяжелым взглядом. Такэда предупреждающе поднял руку:
- Спокойно, ковбой. C большим парнем не принято спорить. Доберемся до стоянки торговцев - обменяем этот раритет на что-то более существенное. Каттнер, дружище, а патроны к ним у тебя есть?..
Нашлись и патроны и даже две кобуры из грубой коричневой кожи - я выменял их на швейцарский нож и карманные часы. По настоянию Такэды я сразу же, не отходя от стойки, зарядил револьверы, а кобуры повесил на ремень.
- Здесь что-то вроде перевалочного пункта, - объяснил он, когда мы поднялись наверх, в жилую надстройку - такую же грязную и ржавую, как и весь остальной «Приют». Тот, кто не сдох в первые часы после переброски, рано или поздно приходит к малышу Каттнеру. А он творит над новичком своего рода ритуал посвящения - выдает первое оружие. Мне кажется, ему и бартер-то нужен скорее для вида - ну, чтобы показать, как здесь все устроено. Ты вообще из револьвера стрелял?
- Когда-то давно, - я открыл дверь нашей с Клэр каюты - тесной металлической коробки с единственным окном-иллюминатором и двухъярусной койкой, стоявшей возле стены. - Еще до войны.
- Войны?
- Ирак.
- И ты...
- Пилот вертолета.
- Ладно, - он потер переносицу. - До вечера можно отсыпаться. Здесь вас никто не тронет. Я буду внизу. И... ковбой?
- Да? - я слушал его вполуха. Я смотрел на Клэр. Она уже обосновалась на верхней койке. Сидела, подтянув к груди колени, опустив на них подбородок и прикрыв глаза. Что-то в ее поведении было неправильно. Ей... как будто даже нравилось здесь. Ей будто было здесь спокойнее, чем дома.
- Просто хотел сказать, что не все в Улье уроды. Если успешно доберемся до Рэдрока - я сделаю все, чтобы помочь вам вернуться домой.
Мы еще раз пожали друг другу руки, а потом Такэда ушел. Я слышал, как он сбегает по лестнице вниз, как грохочут по рифленому железу его тяжелые ботинки. А в голове бесконечным рефреном звучало одно:
«Если успешно доберемся до Рэдрока...»
«Если доберемся до Рэдрока...»
«Если доберемся...»
«Если...»
***
Когда я проснулся, Клэр еще дремала, накрывшись с головой моей курткой. Стараясь не шуметь, я поднялся с койки и вышел в коридор. Отметил про себя, что нужно бы перестегнуть кобуры - при каждом шаге они раскачивались, и тяжелые револьверы хлопали меня по бедрам.
Дойдя до лестницы, я на мгновение остановился, раздумывая, а потом решительно направился наверх. На двух верхних этажах надстройки, судя по всему, давно никто не селился. Там было темно и неуютно, а в затхлом воздухе чувствовался слабый, но отчетливый запах гнили.
Возле двери, ведущей на крышу, под моей ногой что-то слабо зашуршало. Я наклонился и поднял с пола истрепанную глянцевую фотокарточку. Огромный бородатый мужчина обнимал невысокую бледную женщину. Руками она бережно поддерживала живот.
На обратной стороне снимка я прочел:
«На память. Когда ты вернешься - нас будет уже трое.
Пусть тебя хранит моя любовь.
Д. Каттнер.
15 апреля 1986 года».
Восемьдесят шестой. Почти тридцать лет прошло. А он так и не вернулся.
Сам не знаю, зачем, но я аккуратно положил фотографию во внутренний карман куртки. А после - отодвинул засов, распахнул дверь и вышел на крышу.
В глаза ударило белое солнце. Безжалостное солнце пустошей.
Брошенный сухогруз со всех сторон обступили мертвые пески. Ни дорог. Ни людей. Ни огней на горизонте. Ржавое море раскинулось вокруг, насколько хватало глаз. То там, то здесь море расступалось, открывая темные источенные ветром валуны. К западу - если, конечно, здешнему солнцу можно было верить, и это действительно был запад - они попадались все чаще, и в конце концов сливались в зубчатые каменные цепи, похожие на драконьи хребты.
Я отыскал глазами дюны, которые мы огибали на пути сюда. Различил петлявшие между ними следы шин - стоял штиль, и ветер не успел еще занести колеи песком. Поднял глаза к горизонту... и вздрогнул.
Над дюнами возвышался исполинский силуэт. Что-то огромное - намного выше «Приюта» - неподвижно стояло там, вдалеке. Воздух дрожал от зноя, и силуэт расплывался. В зыбкой дымке терялись детали, но я отчетливо видел длинные - ненормально длинные - руки, узловатые и похожие на корни деревьев. Мощный торс. Гигантскую голову, увенчанную не то костяным гребнем, не то рогами.