«Нельзя говорить о вчерашнем. Нельзя!» пронеслось у Саши в уме.
Он сидел неподвижно, вперив, как гипнотизер, глаза в одну точку. Горло перехватила тоска. Саша боялся вымолвить слово, он чувствовал, что расплачется, лишь начнет говорить. К счастью, в соседней комнате зазвонил телефон, мама ушла.
— Сейчас выслали? Да, да, готова! — услышал Саша оживленный мамин голос. — Устала? Нет, ничего.
Очевидно, за ней высылали машину.
Она вернулась к Саше уже одетая, и в лице ее, побледневшем за эти несколько дней, и в немного запавших глазах светилась радость.
— Не удалось нам досыта наговориться, Сашук, вызывают на совещание. Но я даю тебе слово, в первый же выходной мы с тобой улизнем покататься на лыжах. За город, в лес. Подальше. А завтра, Саша, я делаю доклад в Академии наук. Пора обнародовать результаты десятилетней работы. Еще один шаг вперед. Этот шаг снова сделали мы, советские люди!
Под окном, во дворе, загудела машина.
Мама подошла к Саше, взяла руками его голову и, откинув, заглянула близко в глаза. Должно быть, что-то она увидала в глубине его глаз, что смутило и испугало ее.
— Что с тобой, Саша?!
Под окнами надрывался гудок.
— Мама! Ты опоздаешь! — закричал Саша в преувеличенном страхе. — Собирайся живей!
Он бросился искать ее перчатки, портфель, изо всех сил стараясь казаться беспечным, счастливым.
— Что со мной? Ха-ха-ха! Ничего! Ты вернулась, а я-то подумал, что снишься! Как смешно! Ну, скорее же, мама!
Саша торопил ее, суетился и никак не мог успокоиться, пока за ней не захлопнулась дверь.
А оставшись один, он прислонился лбом к косяку книжной полки и перевел дыхание, словно только что свалил с плеч тяжелый мешок.
Агафья Матвеевна за его спиной прогремела посудой. Мальчик стоял лицом к книжной полке и, казалось, задался целью изучить в это утро все переплеты. Агафья Матвеевна покашляла, звякнула ложками, уронила одну. Мальчик не отрывался от переплетов, даже не повернул головы.
«Э, — смекнула старуха, — что-то с грамотеем неладно». Чтоб вызвать на разговор «грамотея», она решила пустить в ход испытанное средство.
— Стоит, как статуй! Эки бесчувственные пошли нынче ребята! Мать вернулась, а он, как сентябрьский день, разугрюмился. В прежние-то времена…
Враждебная вылазка не произвела впечатления. Мальчик молчал.
Агафья Матвеевна подперла кулаками бока, всем своим видом выражая величайшее недоумение.
— Сынок! А с тобой ведь плохое стряслось, — поразмыслив, догадалась она.
Тут Саше снова пришлось не мигая нацелить глаза, в одну точку.
Он усвоил этот прием — помогает в тех случаях, когда что-то подкатит к горлу и больно распирает грудь изнутри.
Ласка Агафьи Матвеевны вконец доконала Сашу.
Старуха встревожилась:
— Никак, заболел? Сашенька, я липового чайку вскипячу. С двух стаканов хворь выгоняет. Глядите-ка, с лица побелел. Молчит, как поврежденный. Ах, беда!
Проворно шаркая подшитыми валенками, она отправилась в кухню.
Однако липовый чай кипятился напрасно. Может быть, Агафья Матвеевна слишком долго с ним провозилась, но так или иначе, вернувшись в комнату, она застала ее пустой. Больной бесследно исчез. Всердцах Агафья Матвеевна выплеснула в раковину целебную настойку и, так как никого поблизости не было, обрушила гнев на свою собственную голову:
— Из ума, видать, выжила, старая! Где бы березовой кашей лечить, потчует липовым чаем! Верно люди говорят: «Человек два раза глуп живет — стар да мал»…
Глава XVII. Друзья принимают решение
С близнецами что-то случилось. Обед прошел в чинном молчании. Дети до того благопристойно держали себя, что мать забеспокоилась. Она переводила с одного на другого настороженный взгляд.
— Костя, хочешь еще супу?
— Нет, мама, спасибо.
— Юля! Погоди вставать. Я приготовила вам на третье оладьи.
Как ей хотелось всегда побаловать своих «малышей»! Старшая дочь, навещая время от времени мать, пеняла ей:
— Вы, мама, нас строже воспитывали, а для близнецов в вашем доме запрета нет. Вырастут они у вас себялюбцами, наплачетесь с ними.
Мать не спорила со старшей, такой благоразумной и рассудительной дочерью, только посмеивалась про себя: «Это близнецы-то себялюбцы?»