Продолжаю дома. Сколько событий способен принести в школу один-единственный снег!
На Урок Снега мы вылетели как осатаневшие.
Пожалуй, один только Рома Сидоров держался в сторонке, искоса поглядывая, как мы резвимся. Вокруг него, конечно, сиротливо слонялась Ира Макешкина.
Босов и Матюшин сразу кинулись натирать снегом Савченко, но она отбилась и растолкала их по сугробам. Сидоров поглядывал на их забавы с завистью, но сам не вмешивался. Как всегда.
Я разыскал Анюту, она о чем-от говорила с Евгением Евгеньевичем. Слепив огромный снежок, с криком "Бей Любимиц Литературной Общественности!" я ринулся в бой, не сводя с нее глаз. Лицо у нее было немного бледное, но какое-то счастливое.
И не было в нем этого выражения: "Эдик, ведь ты не такой..." Я размахнулся и... получил сильный удар снежком в грудь. Евгений Евгеньевич спешно лепил новый комок и кричал мне: "Ты что, совсем? Она же только-только выздоровела..." Анюта выглядывала изза его плеча, и в лице ее по-прежнему не было испуга, но вроде бы даже разочарование. Странное такое выражение, вроде она печалилась, что я ее не натер.
И вдруг меня пронзило чувство, что это уже было.
У меня аж снежок вывалился из рук. Ну да! Вот так же, только на носочках, я разбежался тогда и... Сразу померк для меня этот сияющий день. И снег как-то потускнел. Я побрел по сугробам, мимо Сидорова и Макешкиной, в дальний конец сада, но Та Девушка шла рядом, я слышал ее мольбу: "Что вы хотите со мной сделать?" И те, другие, слова, от которых мне не хочется жить, потому что это она меня, меня считала убийцей...
Потом ребята писали сочинения, я радовался, глядя на них, а сам сдал чистый листок. Не мог выдавить из себя ни слова.
Остановил меня в коридоре.
- Ты что, обиделся на мой снежок? Ну, запустил бы в меня - и квиты. Пойми ты, Левской сейчас, после болезни, легко простудиться...
Я молчал. Пусть думает так. Даже лучше.
- А твоего сочинения я жду, - закончил он. - Когда посетит Муза, напиши, о чем вы с ней беседовали...
Снег натворил бед. Второй день приходится провожать Томку из школы. За ней обычно цепляется целый трамвай четвероклассниц, и мы с боями пробиваемся на улице, под градом снежков. Хорошо, если Боря с Андреем помогут, как сегодня, а то приходишь домой похожий на Деда Мороза.
Один пацан, особенно настырный, все лез Томку натереть. Я его схватил за шиворот: "Как зовут?"
Нагло так отвечает: "Федя, а что?" - "А то, - говорю, - Федя. Ты меня уважаешь?" Вырвался и удрал.
Но Томка, Томка!
- Эдя-бредя, - тут же мне говорит, - ты стал такой злой и рычишь, как будто съел медведя.
Неужели я похож на зверинец? Эта говорит "медведь", а то еще некоторые "зайчиком" называли.
Правда, "солнечным".
- Не так широко шагай, - просит Томка. - Я же не мужик, не поспеваю. У девочки должна быть женственная походка.
Я чуть не рухнул посреди мостовой! Что бы оно понимало в женственности, а туда же. Ну дети пошли!
- Ты уймешься со своей болтовней? - грозно спросил я.
- Уймусь. Только вот еще хочу спросить: что такое "страсть" и "темпе"... это... "темперамент"?
- Ты что, по подзатыльнику соскучилась? - Про себя я с досадой отметил, что мой набор воспитательных мер довольно однообразный.
- Так не объясняют, - справедливо возмутилась Томка. - У кого же мне опросить, как не у старшего брата?
- Ты что-нибудь другое спроси, - уже спокойнее сказал я. И подумал: "Вся в меня пошла. Тоже набита дурацкими вопросами".
- А другое мне неинтересно. Вчера Озеров вел репортаж с хоккея и все хвалил канадцев: "С какой страстью, с каким темпе... этим играют!"
Е. Е. все повторяет: "Ведите учет посещаемости головы хорошими мыслями". Кажется, одна мне пришла. Напрошусь-ка к нему на урок в Томкин класс.
Мне интересно, что это за люди такие растут вроде моей сестрицы.
Андрей меня учит некоторым приемам бокса. Хук, апперкот и прочее.
- Все равно я драться не буду, - сказал я как-то после раунда. Никогда.
Он усмехнулся.
- Будешь, Град ты мой. - И добавил твердо: - Будешь.
Е. Е. пол-урока бился с нами: "Что главное в Рахметове? В чем стержень его личности?" И так подходил и этак - не контачит. Сто ответов даем - все не то. Уже и классные философы наши высказались, и остряки - ни с места.
- "Мы все в тумане над землею", - цитирует сам себя Андрей, разводя руками.
- Так вот что человек может противопоставить этому "туману"? Что ведет его к цели, помогает выстоять в бурю? - спрашивает учитель. Уж говорил бы сам, все равно мы ни бе, ни ме, ни кукареку!
Через парту от меня сидит Макешкина. Она давно уже тянет руку, но как-то робко, еле-еле. Сейчас, когда все руки и головы опущены, Е. Е. замечает ее.
- Идейность? -неуверенно спрашивает она.
И получает сразу две пятерки! За впервые добровольно поднятую руку (все мы уже прошли через это, Макешкина - последняя). И за точный ответ.
Идейность. Как же мы сразу не догадались!
Рахметов спал на гвоздях. Я придумал себе пытку не хуже: на целую неделю отказался от телевизора!
Закаляю волю. Ни хоккея, ни мультиков. Даже новую серию "Ну, погоди!" не смотрел.
Значит, бывают вещие сны!
М-не снилась война. И я лежу в окопе раненый. Любочка в белом мамином халате села напротив, долго смотрела и сказала: "Прощай". Во взгляде ее были грусть и нежность - у меня остановилось сердце...
А проснулся оттого, что оно бешено колотилось, Прибежал в школу самый первый. На улице темень и мороз. Сторож не пустил бы меня, но техничка тетя Маша сжалилась: "Входи, касатик, погрейся..." Я помогал ей разбрасывать воск в коридоре, а сам все думал про свой сон. Все уроки думал. И все перемены.
На каждой бегал в пионерскую, но Любочки не было.
Наконец узнал, что она в больнице: переходила грипп на ногах, а теперь осложнение...
Осложнение. После всего, что произошло в сквере, я избегал Любочки, видел ее только издалека. Один раз она подзывала меня, но я сделал вид, что тороплюсь, и сломя голову помчался на другой этаж. Успел лишь заметить, как удивленно округлились ее глаза, но через миг на лестничной площадке от меня ничего не осталось, как от Грушиицкого после выстрела Печорина. Наверное, она обиделась на меня. И теперь этот сон, в котором все перевернуто: ей ведь плохо, не мне.
"Прощай..."
Однажды по телевизору (когда я его еще смотрел)
показывали собаку, в сердце которой были вживлены электроды. У нее были такие печальные глаза! Вот и мне сейчас кажется, что у меня там внутри, в живом сердце, железка.
Любочка, что с тобой?
Недаром я на репетициях гонял своих гавриков до седьмого пота. Как все получилось! Наши пионеры напугали и развеселили больницу, оглушили всех больных. Какой-то врач прибежал узнать, в чем дело. А дело в том, что здесь лежит старшая вожатая нашей школы, и об этом теперь знает, наверное, полгорода! Любочка создала при вожатском отряде еще один - отряд "Пионерская музыка". И вот наши четвероклассники, юные горнисты и барабанщики, прошагали от школы до больницы. Гром и треск под облака!
- Что за праздник? - спрашивали прохожие.
- Наша вожатая выздоравливает, - отвечали мы.
- Спасибо вам, ребята, - сказал врач. - От такой музыки ваша вожатая теперь наверняка почувствует себя лучше. Но у нас есть и другие больные, которым для выздоровления нужна... как бы это сказать...
тишина нужна, понимаете?
Мы как-то не подумали.
Любочка улыбалась нам из окна третьего этажа.
Потом мы играли в снежки. Под моим началом был Федя, тот самый - нахал, трубач, храбрец.