- Что-о? Как ты сказал?
- Я сказал, чтоб вы не очень шумели, дедуля, - все тем же ровным тоном прошептал Семен. - А то немцы услышат, что вы тут, да от страху испортят нам воздух...
"Начальник паники" смолк, но не потому, что согласился с доводами Семена Рокоша. События, которые начали развертываться с небывалой в этой лесной тишине быстротой, захватили все его внимание, до чрезвычайности обострили его слух и зрение.
Гитлеровцев было еще не видно, но по всему чувствовалось их неуклонное приближение. Один за другим, вынырнув из низкорослого болотного сосняка и часто озираясь на греблю, о чем-то докладывали комиссару связные. Драпеза, выслушав донесения двух человек, снял группу автоматчиков с линии обороны и послал их в ту сторону, откуда пришли разведчики. Потом примчался верхом на коне Васька. Он отозвал Драпезу и, время от времени оглядываясь на греблю, заговорил коротко и отрывисто. Потом Васька дернул поводья и, взвихрив сверкающую снежную пыль, исчез в направлении гребли.
Минуты через две после его отъезда на склоне горы Высокой показались запряженные в сани кони. Мишка Голубович оглянулся и замахал руками, жестами показывая, чтоб подводчики не высовывались на полянку, а объезжали гору сзади. С этой минуты командир взвода прислушивался и приглядывался не только к тому, что творится впереди, но почти с таким же самым напряжением поглядывал на лагерь. "Начальник паники" также прислушался и вдруг услышал далекие, еле уловимые звуки выстрелов за горой Высокой. Они то усиливались, перерастая в непрерывный боевой грохот, то совсем затихали. Мишка Голубович, стараясь сдерживать волнение, подошел к Семену Рокошу.
- В Лосином броде стреляют, Сема, - тихо промолвил командир взвода, соскочив в окоп и тщательно разглаживая на правой руке пальцы желтой кожаной перчатки. - Мы должны держаться тут до того времени, покуда Бондарь или Микола Вихорь не ударят немцам с тыла.
- Как это? - повернулся "начальник паники" к Мишке Голубовичу. Тогда выходит, что нас окружают? Наступают уже с двух сторон? Я-то хорошо слышу, что делается в Лосином броде!
- Это меня мало касается, что там делается, - сухо ответил Голубович. - Командование тоже немножко разбирается в этих делах. А нам дан приказ, и мы обязаны его выполнить. Пускай себе смерть! Слышите? Наши хлопцы на левом фланге встречают немцев! Уже близко! Приготовься, Сема!
Мишка Голубович снова выскочил из окопа и двинулся на левый фланг, а Семен Рокош вдруг уставился своими спокойными серыми глазами на "начальника паники".
- Ты чего? - заволновался тот и для чего-то в беспокойстве поднял и оглядел свою винтовку, всего себя - от валенок до запорошенного снегом желтого полушубка. - Чего ты глядишь на меня, как сорока на белку?
Семен Рокош проговорил в глубокой задумчивости:
- Если б вы знали, дядька Боешко, как я завидую тем людям, что теперь на фронте. Под Вязьмою, под Торопцом...
Автоматчики, которых Мишка Голубович послал навстречу немцам, снова появились возле окопов. Один был без шапки. Левая его рука беспомощно висела. Семен Рокош вздрогнул и повернулся в направлении гребли. Теперь между ними и немцами было мертвое пространство. Последние разведчики, что следили за продвижением врага и извещали об этом Драпезу или Песенку, заняли свое место в окопах. Тихо стало на огневой линии. И вдруг в эту тишину ворвался зловещий шум множества ног по скрипучему снегу. Даже слышалось уже приглушенное покашливание и тяжкое пыхтение мотора.
- Танки! - коротко выкрикнул кто-то. - Наверно, у них есть танки.
- Глупости! Паника! - не сдержался командир взвода. - Это грузовики, никаких танков тут нету... Внимание! Огонь открывать только по команде.
Семен Рокош не спускал взгляда с узкого снежного просвета гребли. Вдруг в этом просвете зачернели отдельные мелкие фигурки. До них было километра полтора, а может быть, и два. Такие же черные фигурки замелькали на фоне белоствольного мелкого березника. Заполнив всю греблю, фигурки растекались перед полянкой в разные стороны, совсем не маскируясь, а, наоборот, еще, казалось, умышленно выявляя перед партизанами свою грозную силу.
- На левый фланг больше наваливаются, подлецы! - пригибаясь к закутанной в снег елке, прошептал Боешко. - Мне думается, там много полицаев. Одни немцы не шли бы так открыто по незнакомой местности.
- Ого, сколько их там валит! А это что!
Шуршаще-шипящий звук послышался где-то около березника и промчался захлебистым воем над окопами. И тотчас же на горе Высокой взвихрился под солнцем мутный снежный столб. Партизаны только на момент оглянулись. А снежные столбы вырастали уже один за другим над лесом, покрывающим склон горы, падали срезанные осколками темные, разлапистые ветви вековых елей на окраине лагеря.
- Жарковато теперь хозяйственному взводу, - как-то весело промолвил, обращаясь к Боешко, разведчик, только что соскочивший в окоп. - Покуда погрузят на подводы свои чугуны, ведра, покуда коров соберут...
- Их, может, уже давно там нету, - ответил Боешко, скорее догадавшись, чем услышав в грохоте минометов слова разведчика. - Так ты уже нагляделся на них. Близко был от них? - Боешко кивнул головой на немцев.
Разведчик, цыкнув, сплюнул сквозь зубы.
- Нагляделся, пусть они подохнут. Всех полицаев, видать, пригнали. Одного из них, Черного Фомку, я разглядел в бинокль. Помните, как он часто прицеплялся к Рокошу, когда вы еще сидели на хуторе?.. Мне кажется, что они хватили горилки для храбрости. Каждый наш след, как гончие собаки, нюхают...
На этом их беседа оборвалась. Огневые сполохи замерцали перед окопами, часто заслоняя то, что делалось впереди. Одна мина с упругим звоном вспорола воздух метрах в десяти от Семена Рокоша, вырвала и смяла сосенку, за которой лежал Боешко. Снег насыпался ему за воротник. Семен Рокош не отводил взгляда от гребли. Черная лента вражеских солдат все текла и текла, забирая на левый фланг, по-видимому, для обхода лагеря с тыла. И, пока не прекратилось движение на гребле, размещенные перед полянкой для атаки вражеские цепи еще не трогались с места. Они почти не прятались, их черные фигуры ясно вырисовывались на сверкающе-снежной белизне.
Все шло так, как сложилась обстановка. Заметив множество стежек, протоптанных разведчиками на левый фланг, гитлеровцы двинули туда основные силы, оставив на правом фланге вдоль шоссе легкий заслон.
На левом фланге, который оборонял другой взвод Песенки, уже застрочили пулеметы, сухо защелкали автоматы. Огонь приближался. Пули начали взметать легкую снежную пыль перед окопами Мишки Голубовича. Потом черные фигуры немцев выкатились на полянку и быстро двинулись вперед. Они шли, выпрямившись во весь рост, тонкие и, казалось, непомерно длинные, то сходясь по двое или по трое, то снова расходясь по одному. В это время земля возле окопов затряслась, загрохотала от минных взрывов. И за взвихренным к небу снежным заслоном все исчезло из виду: и немцы и березник, откуда одна за одной подымались на гору Высокую вражеские цепи, идущие в атаку.
Мишка Голубович протиснулся по окопу к Семену Рокошу. Схватил его за плечо. Закричал в самое ухо:
- Сема, браток! Ведь так эти психи нам на голову свалятся. Мы не можем стрелять втемную. Ползи с пулеметом к ельнику возле гребли! Оттуда будет видна каждая мышь. Скорее, браточек!..
Он еще что-то продолжал кричать, но Семен Рокош уже не слышал. Подхватив пулемет Дегтярева, он выбрался из окопов и широким шагом двинулся вдоль завалов. За ним, пригибаясь под тяжестью дисков, мчался Виктор Цыранок, неизменный его спутник во время походов на подрывы железнодорожных путей. В ельнике было немножко потише. Пройдя шагов сотню вглубь, Семен Рокош увидел подводы с людьми гражданского лагеря. Седобородый старик в длинной суконной свитке, узнав Рокоша, кинулся навстречу.