- Через месяц мы тебе вернем.
- У меня, Софронович, можно взять четыре бревна, - промолвил дед Жоров. - А навес для коней надо сделать.
- Ее оборудует со своей строительной бригадой Лопырь. Завтра к вечеру кони должны стоять под крышей. Ясно, товарищ Лопырь?
Глаза у Корницкого стали жесткие, беспощадные.
- Ясно, - довольно громко ответил Лопырь. Но тотчас же отвернулся и промолвил потихоньку: - Увидишь ты меня в строительной бригаде, как свою правую руку.
- Гы-гы-гы... га-га-га... - захохотали близко стоявшие колхозники.
Некоторые, наоборот, накинулись на Лопыря с попреками:
- Что ты дерзишь, Ефим!
- Если человек плохо слышит, так разве можно глумиться?
- В чем там дело? - обратив внимание на оживление возле Лопыря, спросил Корницкий. - Минуточку внимания. Теперь нам надо решить дело с кредитом. Я уже вам рассказывал, что видел в совхозе "Караваево" и соседних колхозах знаменитых коров-костромичек. Они дают по пять и по шесть тысяч килограммов молока. Я считаю, что нам нужно взять в долг тысяч триста в банке и закупить костромичек.
- Много триста тысяч!
- Мало!
- Бери, коль дают!
- А кто будет отдавать?
- Голосуй, Евгений Данилович! - крикнул Миколай Голубович. - Я за хороших коров и за триста тысяч.
- Кто за это предложение, прошу поднять руку! - крикнул Драпеза. Так. Большинство за триста тысяч. На этом собрание позвольте считать закрытым. За работу, товарищи!..
Люди начали расходиться. Лопырь и дед Жоров двинулись домой.
- Слышал, как заговорил ваш герой, когда вы выбрали его председателем? - оглядываясь кругом, промолвил Лопырь. - Как в штрафном батальоне! Он еще вам покажет, где раки зимуют... Во!
- Поживем - увидим...
- Уже видать, что нету у него души. Столько человек за войну перерезал...
- А если эти человеки загоняли баб и детей в колхозные гумна и сжигали их заживо, так разве таких жалеть можно?
- Известно, нет. Но и его сердце огрубело, оно уже не знает пощады...
- От зависти у тебя это идет, Ефимка, - остановившись перед своей землянкой, вымолвил дед Жоров. - Что его выбрали, а тебя скинули.
- Плевал я на него! Он тут долго не продержится без женского уходу. Он сам себе даже сапог не может натянуть!
ТРОФЕЙНАЯ КОМАНДА
Миколай Голубович сидел на небольшом пригорке в тени молодых зарослей. С важным видом приставив к глазам полевой бинокль, старик начал глядеть на шоссе. В окулярах высились кроны придорожных берез. По шоссе мчались автомашины с солдатами, "катюши", пушки. Где-то в вышине загремело синее небо. Миколай перевел взгляд выше березовой аллеи. Под солнцем заблестели алюминиевые фюзеляжи истребителей.
- Ну и силища! - воскликнул Голубович. - Не диво, что гитлеровцы показали пятки!
Около Миколая сидели три подростка. Старший из них, белокурый, с голубыми глазами, не вытерпел:
- Дайте мне взглянуть, дядька Миколай.
- На, Костик, гляди, только не проворонь. Если что такое - сразу подай сигнал.
- Разве я маленький! - сплюнув через сжатые зубы, ответил Костик.
Завистливо поглядывая на бинокль в руках Костика, один из хлопцев попросил:
- Потом, Костик, дашь мне немножко посмотреть. Хорошо?
- И мне, - спохватился третий хлопец.
- Сначала помой руки, - строго ответил Костик. - Это бинокль нашего героя.
Хлопец посмотрел на свои руки, вскочил, словно в поисках воды. Ступил в заросли, но тотчас же быстро выскочил назад и прошептал:
- Он сюда идет!
- Кто? - закуривая папиросу, спросил Миколай.
- Герой!
Из кустов и в самом деле выходил Корницкий. Шаг его был разгонистый, глаза нетерпеливые. Миколай быстро встал.
- Ну как? - спросил Корницкий.
- Кое-что есть, - отвечал, ухмыляясь, Миколай. - Идите сюда.
Он направился через березничек. На небольшой прогалинке паслось пять тощих, кожа да кости, коней.
- У этого короста, - подойдя с Корницким к буланому коню, сообщил Миколай. - Но он еще молодой...
- Вылечим! - обходя кругом коня, ответил Корницкий. - Что еще?
- Взгляните сюда, Антон Софронович. Я думаю, пригодится в нашем таборе.
На земле лежали навалом несколько колес, шины, лист толстого железа, бухта проволоки. Корницкий наклонился, пощупал проволоку и промолвил с довольным видом:
- Будут свои гвозди!
В это время донесся пронзительный голос Костика:
- Дядька Миколай! Едут!..
- Сейчас! - пробираясь через кусты, крикнул Миколай. - Что там?
- Взгляните! - передавая бинокль Миколаю, ответил Костик. - Я насчитал аж сорок две подводы.
Миколай взял бинокль. Навел на шоссе.
Наши автоматчики вели длинную колонну военнопленных немцев. Навстречу им шел обоз на запад. Кони были, как на подбор, сытые, подвижные. В хвосте обоза запасные незапряженные лошади. Миколай опустил бинокль и промолвил разочарованно:
- Эти не притомятся до самого Берлина... Я, Антон Софронович, сидя тут, подумал, что дежурства можно смело поручить Костику.
- Правильно. Бери, Костик, мой бинокль. Назначаю тебя начальником трофейной команды.
...Пышковичи ожили и зашевелились. Вместе с бухгалтером Андреем Степановичем Калитою Корницкий обошел все землянки, чтоб выявить тех, кто мог выполнять даже самую легкую работу. Создали бригады, и часть людей уже на другой день после собрания начала добывать торф. Лопырь попробовал было отговориться от руководства строительной бригадой. Он сказал, что пойдет в райком, будет писать даже в Минск. Он лучше пойдет на фронт.
- Хочешь на фронт? - взглянув на Лопыря веселыми глазами, спросил Корницкий. - Я сегодня же договорюсь с военкоматом, чтоб тебя сняли с брони.
Лопырь перепугался и вышел на работу.
Корницкий торопился за день повсюду побывать, чтоб видеть, как идет дело. Кузнец Кубарик кое-как оборудовал кузницу, поставил вентиляционное самодельное поддувало. В кузницу тащили железо. Вокруг кузницы лежали колеса, бухта проволоки, щит противотанковой пушки.
Зубарик и хлопец-подросток уже заканчивали сборку первых колес, когда сюда подошел Корницкий.
- Первый транспорт готов, товарищ председатель!
- Хорошо, - улыбнулся Корницкий. - А ход легкий?
Он уперся рукой в телегу, подтолкнул. Телега подалась вперед. Подросток ухватился за оглобли и потянул. Зубарик тоже торопливо стал рядом с Корницким. Так они объехали вокруг кузницы и остановились на прежнем месте.
Корницкий достал из кармана платок и вытер вспотевший лоб. Потом обратился к хлопцу:
- Беги позови сюда бухгалтера Калиту. Быстро! Одна нога здесь, другая там!
Хлопец кинулся прочь от кузницы.
- Сколько могут стоить такие колеса? - спросил Корницкий у кузнеца.
- Кто его знает. Может, тысячу, а может, и две.
- А до войны?
- Кажется, пятьсот рублей.
- Хорошо. А бухта такой проволоки?
- Такая проволока стоила два рубля за килограмм.
- Сколько тут будет килограммов?
- Да, видать, килограммов сто. Бухта еще не початая.
- Значит, двести рублей, - промолвил Корницкий.
Перед ним в армейской форме со множеством нашивок о ранениях стоял Андрей Степанович Калита. Калита опирался на березовую палку.
- Видел, Андрей Степанович? - кивнув головой на телегу, спросил Корницкий. - Оформляй по всем правилам в колхозный актив этот транспорт. На пятьсот рублей.
- Есть, Антон Софронович.
- Коней оформил?
- Заприходовал по всем правилам.
- И проволоку заприходуй. Приходуй, Андрей Степанович, все, что попадает в колхозную кладовую. Будь рачителен, как некогда твой прославленный тезка Калита - князь московский. Помнишь, что сказал об учете Владимир Ильич? Учет - это социализм!
Костик тем временем рыскал со своими друзьями в поисках трофеев. На груди хлопца красовался полевой бинокль.
- Раз, два, три... левой, левой, левой... - слышалась команда. Полк, стой!..
"Полк" послушно остановился и стих.
Костик со строгим выражением на лице поднял бинокль к глазам и увидел кусты, редкие деревца, а между ними автоприцеп с бочками. Около автоприцепа валялись какие-то ящики, канистры. Костик передал бинокль Мирику: