Честно говоря, я думаю, что она испугается, или попытается узнать, в чем дело, или заплачет, в общем, проявит хоть немного эмоций.
Но она послушно отдает скрипку, и я не замечаю в ее глазах ничего, кроме отстраненности. Как будто все, что происходит, не имеет к ней прямого отношения, и она всего лишь наблюдатель. Обрушившаяся стена, дерево, облака – вот что интересует Исабель куда как больше меня. И розарий, на вопрос о котором я даже не отвечаю. Честно говоря, мой розарий мне тоже интереснее куда как больше, чем эта девчонка. Пусть даже от него остались лишь Висконти, да несколько других кустов. В ней нет огня, в ней нет нежности, в ней нет вызова. Она похожа на мой пруд. Я знаю, что над ним летают птицы, что в нем размножаются лягушки и раньше жила какая-то рыба. Но каждый раз, как я прихожу посмотреть на него, поверхность идеально ровная. Ни круга, ни всплеска. Возможно, эмоции Исабель как рыба – где-то на дне. А может быть, она просто не в себе.
У порога я замечаю кошку с ее семейством. Я уже привык, что к моему поместью приходят все, кому не лень. Коты каждую весну метят по периметру стены, вороны вьют гнезда, жабы отдыхают в тени, кошки приволакивают котят к крыльцу, точно зная, что я опять буду выносить им остатки обеда. Я не против. Я помню, что такое абсолютная, всепоглощающая беспомощность и мне нравится, что все эти существа могут ходить по моей территории ничего не боясь.
Я не беру их на руки, не глажу, не умиляюсь. Когда шесть лет назад, зимой, ко мне притащился обмороженный кот, я пустил его к огню, и он всегда мог рассчитывать на рыбий плавник от моего ужина.
Я сделал это не из жалости. Не от одиночества.
Я сделал это потому, что я мог это сделать. Вот и все.
Не знаю, почему я стал пояснять это Исабель. Но мне вдруг захотелось объяснить. Разбить возможную иллюзию, что я храню в своем сердце нежность и сентиментальность, что в нем горит огонь, ну и прочую чушь, которую мне вменяли мои… партнерши.
Хотя, мне кажется, я мог бы не стараться.
Отчего-то мне становится душно, и я тороплюсь уйти. Воспоминания накатывают волна за волной, и я начинаю шататься под их тяжестью. Мне уже не до Исабель. Она что-то кричит вслед, но я уже не слушаю. Боги с ним, с Мелехом. Придет, когда придет.
– Ну что ж… По крайней мере, он не сказал, чтобы я больше не приходил, – Мелех тяжело закашлялся. Исабель кинула обеспокоенный взгляд на женщину, деловито ощупывающую горло отца. Киана была местной знахаркой – красивой, властной, надменной и глухой.
Ее мать, а до нее и бабка, и прабабка пользовались огромным авторитетом не только в Малой Долине, но и в Большой. Лет десять назад старший освященник, объезжающий вверенные ему храмы, заикнулся было, о том, что негоже верующим прибегать к услугам сомнительных травниц вместо храмовых лекарей, но был вынужден отступить. Во-первых, знахарки действительно помогали. Во-вторых, с почтением относились к богам и замечены в поклонении их антагонистам не были. А в-третьих, своего лекаря в Малой Долине все равно не было.
– Очень плохо, – растягивая слова, высоким голосом сказала Киана, поворачиваясь к Исабель.
Говорила она не очень четко, но понятно.
– Лежать ему надо, месяц, не меньше. Пить, что я дам. Греться на солнце, когда будет. Не делать ничего, что заставляет часто дышать.
– И он поправится? – с надеждой спросила Исабель. Киана, привычно следившая за ее губами, пожала плечами.
– Я не знаю. Я могу сказать, где ему смогут помочь, но туда можно попасть только за деньги.
– Где? – вскинулась Исабель. Киана покачала головой.
– Черная грязь. За Аской. Храмовые лекари, покой, целебные процедуры.
Киана наклонилась и приложила ухо к груди Мелеха.
Гончар хрипло вздохнул.
– Ну нет, Исабель. И так пройдет. Слышал я про эту Черную грязь, местечко разве что для городских богачей. Я и раньше болел, и сейчас поправлюсь.
– Но первый раз так серьезно, – возразила Исабель горячо. И тронула знахарку за руку, прося посмотреть на нее.
– Ты знаешь, сколько денег они берут там? – спросила она медленно. Киана хмыкнула.
– Твоему отцу надо побыть там хотя бы дней десять. Возьмут не меньше двух золотых.
Мелех сдавленно охнул.
– И думать нечего!
– Ну, почему же… – Исабель села на краешек кровати. – Я думаю, Жель не откажется довезти тебя до Аски. Он все равно периодически бывает в городе, какая ему разница, ехать в телеге одному или с попутчиком. Ты говорил, что Винсент щедро платит. Сколько всего денег у нас есть, отец?