И вот с момента катастрофической битвы при Заме прошло десять лет — а Карфаген уже предлагает Риму: давайте мы погасим весь долг единовременно. Сумма, собрать которую государству, по расчетам римской бухгалтерии, потребовалось бы полвека, «внезапно» оказалась в наличии всего за десять лет. Кстати, Рим отказался. Ему было выгоднее получать деньги долго, а не сразу и много.
Карфаген начал поставлять в Рим хлеб[160], причем по коммерческим ценам. Раз уж нет возможности торговать с кем-то еще за морем, так можно торговать с самим Римом, тем более что римляне опять ввязались в войны — против Филиппа Македонского и против Антиоха Сирийского[161]. Солдатам нужен был хлеб, и карфагеняне пшеничное зерно производили массово и экспортировали. Причем имели место как крупные продовольственные поставки, так и «частные лавочки». Комедиограф Плавт, который пользовался в Риме бешеной популярностью (в основном за изумительно скабрезный юмор), сочинил комедию «Пуниец». Персонаж по имени (опять!) Ганнон — типичный торгаш-карфагенянин: носит кольца и серьги, тунику не подпоясывает, болтает на всех языках, но болтает плохо (Плавт передает его характерную ломаную речь[162]), короче — комический, гротескный и неприятный тип, несомненно, узнаваемый на улицах. А это значит, что для римского плебса фигура мелкого купчишки из Карфагена была хорошо знакомой.
Карфагеняне бойко торговали посудой и плодами сельского хозяйства. Вопрос, как пунийцы доставляли в Италию свою продукцию? Очевидно, имел место торговый флот. На который римляне закрывали глаза? Или который был официально дозволен, коль скоро он не военный?[163] Где флот — там и порт, а где порт — там развивающаяся инфраструктура...
Карфаген утратил политическую независимость во всем, что касалось его внешних сношений, и вместе с тем обрел экономическое процветание. Но это процветание оказалось недолгим.
В таких условиях надломленная финикийская империя не имела будущего.
Глава XXVII. Закат Ганнибала
Римляне между тем развивали экспансию — ударили по Филиппу Македонскому, который считался союзником Ганнибала (выполнить свой союзнический долг и хоть как-то помочь Карфагену он не сумел по не зависящим от него причинам, но «осадочек остался»), затем напали на Антиоха.
Этим воспользовались политические противники Ганнибала, которых новый суффет основательно взял за мошну. Совет старейшин отправил «старшему брату» — Риму — верноподданническое послание (говоря проще, вульгарный донос), в котором сообщалось: Ганнибал тайно сносится с Антиохом и лелеет какие-то планы против Рима.
Сципион Африканский изо всех сил препятствовал распространению этих слухов, которые не без оснований считал клеветническими. Более того, он высказывался в том духе, что не следует «принимать на веру измышления ненавистников Ганнибала и унижать римское государство, вмешивая его во внутренние раздоры карфагенских партий»[164]. Эти речи передает Тит Ливий.
Однако Сенат отправил в Карфаген представителей, которым было поручено допросить Ганнибала по поводу его тайного сговора с Антиохом против Рима.
Эти представители принадлежали к группировкам, которые были настроены по отношению к Сципиону весьма враждебно.
Какой-то предварительный сговор между врагами Ганнибала как в Риме, так и в Карфагене существовал, потому что усиленно распространялся слух о том, что «старший брат» желает лишь уладить некоторые разногласия между Масиниссой и Карфагеном.
Обмануть Ганнибала этой болтовней не удалось: он хорошо знал, как к нему относятся враги по обе стороны Тунисского пролива, и поэтому принял меры. В тот «решительный» день он ничего особенного не делал, вел себя как обычно, а вечером, даже не переодевшись, вышел из городских ворот. Там его ждали слуги с оседланными лошадьми. Но даже эти слуги понятия не имели о том, что происходит.
Ганнибал скакал всю ночь, меняя лошадей. Оказалось, что он тщательно подготовил бегство: на протяжении всего пути его ожидали свежие лошади. Таким образом он проделал путь почти в сто пятьдесят километров и наконец прибыл в свое имение, расположенное на берегу моря.
Здесь стоял корабль под парусами. Ганнибал отплыл на Керкиру, где нашел несколько торговых судов с финикийскими экипажами. Моряки узнали Ганнибала и спросили, куда он отправляется; тот отвечал, что в Тир — с некоей миссией. Бежать следовало немедленно, а о том, что доброжелатели уже успели сообщить «куда следует» о его пребывании на Керкире, Ганнибал не сомневался.
161
Вторая Македонская война (200-197 гг. до н. э.), закончившаяся римским протекторатом над Македонией, и Антиохова война (192-188гг. дон. э.), после которой Селевкиды потеряли свои владения в Малой Азии.
162
Между прочим, благодаря этому комедия Плавта является ценнейшим источником по карфагенскому диалекту (языку). В отличие от латыни, финикийский алфавит не передаёт гласные звуки
163
Возможен и третий вариант: посредничество третьей стороны. Здесь возможными кандидатами выступают Птолемеевский Египет — долгое время сильнейшая морская держава Средиземноморья и, как ни странно, Сиракузы — даже под властью Рима полис сохранил экономическую самостоятельность (оборотная сторона отсутствия римского гражданства).
164
Ничего удивительного в этом нет. Римляне уже привыкли, что их союзники пытались привлечь своих патронов к внутриполитическим разборкам, и приобрели к этому некоторый иммунитет.