Столкновение цивилизаций вновь было отсрочено.
В свете подвигов Александра никто пока что не обращал внимания на дитя, ставшее могучим юношей — Рим.
ЗАВЕРШЕНИЕ ТОМА I
В нашу задачу не входило подробное хронологические описание финикийско-карфагенской истории со скрупулезным перечислением дат, имен или сражений. Вполне сознательно выведены за скобки многочисленные войны Нового Города на Сицилии с тиранами Гиероном, Агафоклом и другими, с ионийскими греками в Ливии, с собственными мятежными наемниками на Сардинии и так далее почти до бесконечности.
В противном случае повествование растянулось бы втрое против нынешнего и читатель начал зевать от скуки — постоянно одно и то же! Создающиеся и распадающиеся нестабильные союзы, штурмы-осады похожие друг на друга как зерна граната, не прекращающиеся распри карфагенян с греками, дрязги между самими греками и конфликты греков со всеми остальными.
Читать о повседневной рутинной жизни не интересно, пускай таковая повседневность заключается в многовековой череде битв и походов. Сражения тоже могут надоесть, особенно если таковых переизбыток.
Концепция была сформирована следующим образом: показать сначала финикиян, а затем их прямых потомков из Карфагена во взаимодействии с иными цивилизациями Древнего мира. В развитии, на которое влияли внешние и внутренние вызовы. Причем первым внутренним вызовом, приведшем в итоге к формированию «коммерческой цивилизации» стала финикийская бедность эпохи Бронзового века — отсутствие природных ресурсов и сельскохозяйственных земель вынуждают финикиян заняться сбором морских раковин, стеклоделием и ремеслом, тогда как более богатые соседи в Египте и Месопотамии строят свои общества на фундаменте продовольственного изобилия и внешней экспансии.
Но можно ли считать восточную и западную Финикию полноценной цивилизацией, подобной, к примеру, Египту? Мы ведь знаем, что начиналось все с нескольких городов на побережье Леванта с мизерным населением и отсутствием любых исторических перспектив. Причем население с течением веков если и увеличивалось, то очень ненамного — размещать негде, площади слишком ограничены...
Основные цивилизационные «маркеры» — письменность, единая религия, язык, культура городов, развитое производство, — в Финикии присутствуют. Но прежде всего мы наблюдаем преемственность, как ведущий признак развивающейся цивилизации. Западные финикийцы, покинув метрополию и переселившись на отдаленные берега, на протяжении столетий сохраняли свою идентичность, не растворяясь в безбрежном океане окружавших народов. Изменив структуру государства и подход к внешней политике, Карфаген унаследовал от древнего Тира то, что делало финикийцев финикийцами — божеств праотцов, письменную традицию, почти не менявшийся со временем диалект, урбанистическую основу общества.
Другое дело, что в отличие от Эллады, пунийцы не стремились делиться своим культурно-цивилизационным наследием с покоренными и соседствующими племенами. Они не пожелали «карфагенизировать» Ливию, Иберию или западную Африку по своему образцу. То есть превратить (насильно или по доброй воле) всех прочих в условных «карфагенян».
Греки умудрились за минимальный срок эллинизировать даже суровых римлян, пускай и встречая сопротивление ретроградов наподобие Катона, убежденных, что «греческая зараза» погубит Рим.
Причина нежелания Карфагена стать цивилизующим центром, как кажется, состоит в «коммерческой составляющей» западно-финикийского общества, из которой проистекали закрытость и элитарность. Любой инородец, не-финикиянин, это прежде всего экономический конкурент — научи грека или иберийца пунийскому наречию, допусти его «в свой круг», и завтра он приведет десять других. А те приведут еще по десять.
Недаром карфагенский «совет ста четырех» по Аристотелю был замкнутой организацией избранных, эксклюзивным сообществом крупнейших коммерсантов. Своего рода Бильдербергский клуб античности, отбор в который производился не только по признаку личного богатства и влияния, но прежде всего по этнической и религиозной составляющей. Только карфагеняне, в крайнем случае тирийцы.
При этом Карфаген как государство оставался космополитично-открытым с невероятно благоприятными условиями для ведения частного бизнеса, если, конечно, предпринимательство остро не противоречило политическим и военным интересам Нового Города.