Термин «забитое крестьянство» к земледельцам приехавшим из Финикии неприменим. Если сравнивать с недавним временами в России, то здесь скорее следует использовать термин «кулачество» — сиречь крепких специалистов с наработанным поколениями опытом земледелия, использующих наемный или, пока что в меньшей степени, рабский труд: рабов мало и они дороги. Семьи, твердо сидящие на земле, умеющие использовать ее природный потенциал, и предпочитающие управлять, а не только самостоятельно махать мотыгой. Вот они и получали дополнительные наделы в раннем Карфагене — обрабатывай сам, нанимай ливийцев, покупай рабов если есть деньги. Только работай! Городу нужно продовольствие!
Но ведь продовольствие требовалось Карфагену не только для себя — необходимо снабжать новые торговые фактории.
Медленно но верно, в течении трех столетий, Карфаген начинает осознавать, что политическая независимость от Тира, развитое сельское хозяйство и проистекающие из него выгоды, ставят жалкий поселок беглой царевны Элиссы в принципиально новую стратегическую позицию.
Мы, — карфагеняне! — стали не просто независимой колонией, а государством. Государством самодостаточным, имеющим постоянный прибавочный продукт, страной со стабильно растущим населением, широкими торговыми связями и неплохими вооруженными силами. Подарки храму Мелькарта в Тире остаются лишь традицией и данью уважения к угасшей метрополии.
Дело за малым — надо расширяться. Объединять под своей властью регионы, откуда можно черпать как новые производительные силы, так и осваивать не охваченные рынки сбыта-потребления. Карфаген интуитивно решил пойти по пути Ассирии в том или ином виде, при этом избежав грубейших ассирийских ошибок.
* * *
Очень любопытен прецедент упоминавшегося выше многоученого агронома и литератора Магона.
Римляне в период Пунических войн испытывали к Карфагену едва ли не физическое отвращение, однако граждане Вечного города были невероятно прагматичным народом, способным брать всё лучшее даже от заклятых врагов.
Нписанный примерно в 160 году до н.э. трактат Катона Старшего «De agri cultura» («Земледелие») римских землевладельцев не устраивал, поскольку Катон давал рекомендации фермерам, не ориентируясь на крупные хозяйства — те самые агрохолдинги Карфагена с чертами советского колхоза.
Катон был слишком архаичен, слишком традиционен в своем консерватизме. Застрял в идеализируемом прошлом с благолепными крестьянами Лация, ведущими освященный столетиями патриархальный образ жизни.
В свою очередь книга карфагенянина Магона (появившаяся задолго до катоновских выкладок!) оказалась куда более актуальной — на плодородных берегах Ливии поместья управлялись лучше и имели более совершенное техническое оснащение, чем в Италии, производительность была выше, а рабский труд использовался рациональнее.
И вот, свершилось удивительное — римский Сенат принимает постановление о переводе трудов Магона на латынь и создает особую комиссию, начальником которой назначает знатока пунийского языка Децима Силана. В 141 году до н.э. двадцать восемь томов были выпущены в свет и получили неслыханную популярность у крупных землевладельцев Римской республики.
Более того, это был первый и последний в истории прецедент обсуждения в Сенате Рима вопросов научной литературы, когда решение о переводе иностранного (да еще и вражеского!) сочинения принималось на государственном уровне.
Сама книга до наших времен на дошла, но цитат из нее предостаточно у Варрона, Цицерона, Плиния и других латинских авторов. Особенно римлян интересовал карфагенский опыт по выращиванию винограда и фруктовых садов, так что почтенный Катон был оставлен в качестве справочника для мелких семейных ферм, а хозяева латифундий принялись увлеченно штудировать Магона и реализовывать его советы на практике.
Мы видим, что более чем за столетие до появления катоновского трактата «De agri cultura», устаревшего сразу по написанию, в Карфагене применялись весьма прогрессивные технологии в аграрной сфере — иначе римляне не проявили бы к Магону столь пристального внимания. Дошло до того, что Луций Колумелла, римский писатель I века н.э. в своем сочинении ««De re rustica» («О сельском хозяйстве», около 42 года н.э.) без всякого стеснения пишет такое посвящение:
«Отнесемся со всевозможным уважением к отцу земледельческой науки Магону Карфагенянину, чьи замечательные двадцать восемь томов были переведены на латынь постановлением Сената».