Когда мужчина ушел, Учар и Салкын стали разглядывать камешки. Зачем он их дал да еще сказал «угощайтесь»? Таких камешков на берегу Катуни сколько угодно валяется, есть и покрасивее.
Учар хотел забросить свой подарок, но неожиданно лизнул и удивленно вскрикнул:
— Салкын, он — сладкий, как солодка!
Тот попробовал и тоже удивился:
— Разве может камень быть таким сладким?
Так впервые ребята познали вкус сахара.
С этого и началось. Мальчишки уже поджидали того мужчину, мелкого торговца. Но тот два раза прошел мимо них, но даже и не взглянул на любителей сахара.
— Ты на нас еще посмотришь, — погрозил ему в спину Салкын.
На другой день мальчишки подкараулили торговца и отпустили козла, который, как сорвавшаяся с цепи собака, кинулся к нему.
— Эй, мальчики! Мальчики! Помогите!
С радостью помогли и опять получили награду — по кусочку сладкого сахару. А раз дают, значит, можно еще… Но однажды загнал Учар своих овец и коз за изгородь и приметил, что мать не в духе. А возле калитки нагороди стоит свежесломленный тальниковый прутик. Учар на всякий случай стал держаться от матери на почтительном расстоянии.
Мать распознала его осторожность.
— Подойди ко мне, балам, мой сыночек, — с ласковой улыбкой стала подходить к нему мать. — Я тебе сопли вытру, мой хороший.
Но Учара так просто не возьмешь. Отскочил, как ошпаренный. Отец его сроду не бил, а от матери доставалось частенько.
— Ты что же, боишься меня? — ласково пела мать. — Да неужели я отстегаю моего жеребеночка, моего ягненочка невинного? Подойди к своей матери. Я тебе дам твой любимый талкан со сметаной, мой сладенький…
Учар отскочил еще дальше, напрягся весь.
— Ну, подожди, пострел! — перестала таиться мать. — Все равно я тебя угощу прутом! Не хочешь добровольно подойти? Ладно… Сейчас будем коз доить. Подержи-ка Алчак-Мюс — Раскидистые Рога!
Осторожно, посверкивая глазенками, Учар приблизился к матери. Схватил козу за рога и держит. А сам настороже, в любой миг готов кинуться наутек.
Мать стала доить козу Раскидистые Рога, приговаривая:
— Вот какой крепкий у меня сыночек. Совсем вырос. Как он хорошо пасет своих коз. Вон как много у них молока…
Обмяк Учар, потерял осторожность. Вот тут-то его мать и схватила. Засвистел тальниковый гибкий Прут.
— Будешь ли ты, неслух, натравливать своего паршивого козла на почтенного гостя?
— Нет! Нет! Не буду! Не буду!
— Горе ты мое, разрешаешь ли ты зарезать Синюю Гриву?
— Ой, нет! Ой, нет! Не дам!
— Как, не слушаться мать? Перечить ей? На тебе, на!
А назавтра опять встретились друзья, оба наказанные, оба битые. Стали, хвастаясь, рассказывать друг другу, какую трепку получили от родителей.
Вот какие были друзья Учар и Салкын. Вместе сладкое попробовали, вместе и горечь разделили. А теперь отвернулись один от другого, будто вся дружба кончилась.
Вспомнил Учар детство, и теплом в душу дохнуло.
«Как бы то ни было, а Салкын мне друг. Другого такого у меня никогда не будет. Салкын за новую жизнь борется, а я за что? Эх, Учар, Учар, сам не знаешь, чего хочешь. Несет тебя, как щепку по реке, а куда принесет?»
И опять светлые воспоминания детства встали перед его глазами, наполнили душу сладким трепетом.
В тот год к их юртам приезжал шаман — кам Демди. Шаман был невзрачный мужичонка, плюгавенький. Он всегда был пьян, пел, плясал и балагурил. А как он сквернословил! Не смущался, что его слышат старшие по возрасту, и даже сестры из одного с ним рода. Правда, сестры из уважения к брату-шаману говорили:
— А мы и не слышим, что говорит наш брат. Как приехал он к нам, у нас сразу, уши заложило.
Учар с Салкыном посмотрели на шаманство Демди и… начали шаманить сами. Вместо бубна взяли в юрте сито. Колотили по бокам ладонями: «Бум! Бум!» Но сито скоро лопнуло, и тогда они утащили деревянный поднос для мяса.
— Одумайтесь, чертенята, — пугали их люди. — Вот превратит вас Демди в поросят и погонит в подземелье к подземному царю злому Эрлику! — Но мальчишки никого не слушали. Сложат на берегу Катуни курганчик из камней, разведут костер, надымят можжевельником и примутся шаманить. Таинственное действо приводило их в суеверный восторг. Не хватало только жертвы.
И тут Салкына осенило. Он схватил козленка, подкормыша, брошенного матерью, который неотступно, как собачонка, следовал за ними, повалил его на спину:
— Вот наша жертва!
Учар придержал козленку ноги, чтобы не брыкался.
— Ты не бойся нас, мы не взаправду. Мы играем, — сказал Салкын трепещущему козленку и полоснул его по животу ножичком, который всегда носил с собою в ножнах. Полоснул и тут же вскрикнул: — Ой, я думал, режу обушком, а оказалось — острием! Что я наделал!