На шум поднял голову мужик за столом‚ буркнул ненавистно:
– Пусть эту крымзу схватит чума.
И огурцом хрупнул.
– Крымза – это я‚ – хихикнул польщенный хозяин. – Я крымза пройдошливая. Сколько грехов перепродал‚ а всё не кончаются.
– Ваша фамилия Кишкемахер?
– Моя фамилия Костогрыз. Там не дольешь‚ здесь обсчитаешь‚ этому голову проломишь. Наше дело распойное: один грех продал‚ другой заработал.
Мужик оглядел Пинечке мутным взором‚ похлопал в задумчивости ресницами:
– Перед вами человек‚ мучимый безделием. Бражник-винопивец. Денег в долг не давай. Не верну.
Снова заснул.
– Благословен Ты‚ Господи‚ Боже наш‚ Царь Вселенной‚ производящий хлеб из земли...
Пинечке сидел за столом‚ ел хлеб Фримы-вдовы‚ крошки подбирал на память. Ломоть был щедрый‚ пупырчатый‚ от души‚ и это добавляло сытости. Мама‚ бывало‚ последнюю в доме ковригу пластала на крупные ломти: чем меньше хлеба‚ тем толще ломоть. Малые хитрости изворотливой нищеты, сапожников босоты‚ портных наготы: увесистый кусок на столе тешит душу‚ большая картофелина на тарелке сытнее двух маленьких‚ а от тощего ломтя одно в животе урчание.
Но демоны-разрушители позуживали уже‚ погуживали‚ шерстку ершили в ожидании:
– Кабачествуем. На питье подвеселяем. На пропойство подохочиваем и битьем неволим.
Пинечке их не слышал. Пинечке ел хлеб.
– Потолки у вас низкие. Почему так?
– И потолки низкие‚ – согласился хозяин‚ – и полы высокие. Один оседает‚ другой кверху пучит: по малости в год.
– А не опасно?
– Еще как! Слипнутся со временем – это уж непременно. Но я выскочу‚ – пообещал. – Я успею. Доходы больно хороши. Сказано в Писании: изменнику изменять‚ а грабителю грабить.
Снова проснулся мужик за столом‚ покрутил растрепанной головой‚ сказал глухо:
– У мужика грудь никогда не зябнет‚ у жида пятки‚ у ляха уши. Здравствуй‚ друг Харитон.
– Я Пинечке‚ – ответил Пинечке.
– Глупости. Я лучше знаю. Ты Харитон‚ уж поверь мне.
Пинечке подумал: "Мы находимся под их властью. Их законы – наши законы..."
– Хорошо. Пусть будет Харитон. Только для вас.
– Я передумал. Ты Пинечке. Род строптивый и лукавый. Сила зловредная. Народы покорить и ими обладать. Харитоны такими не бывают.
И захохотал.
Стоило бы на него обидеться‚ и надолго‚ но почему-то не обижалось. Уж больно хорош! Сам крепенький‚ лицо кругленькое‚ глаз рыжий и нос в конопушках.
– Вас зовут Серафим? – спросил‚ приглядываясь.
– Меня зовут Воробей. Но можно и Серафим. Как скажешь‚ так и можно.
Сунулся нос к носу‚ проглянул старческим ликом‚ зубом одиноким‚ плечом скособоченным‚ с тоской сказал и томлением:
– Глаз завистлив‚ горло обжорно‚ руки гребучи. Жадный я‚ Пинечке. По земным по усладам. Как же так? Прожить и не распробовать? Душа алчет‚ сердце обольщается.
Менялся обликами‚ переплывал из лика в лик‚ верещал от души:
– Пить будем. Бузоватть по мордам. Кувыркания устраивать. Воробей – птаха легкая! На реке платок расстилал и на платке танцевал.
А на душе камень.
– На что это похоже? – подумал Пинечке и стал размышлять‚ тоненько выпевая под нос: – Один иудей был в Шушане‚ городе престольном‚ имя ему Мордехай‚ сын Иаира‚ сын Шими‚ сын Киша из колена Биньяминова...
А вслух сказал так:
– У нас каждый ребенок рождается старым евреем. И дальше уже не молодеет. Но в Пурим и мы пьем. До потери разума.
– Сложно ты устроен‚ Пинечке‚ – заскучал Воробей. – Пупик-попик‚ сосудики на все стороны. Был бы бревно бревном‚ и перекатывайся без забот. А на боку нос сучком‚ чтобы сморкаться.
Пинечке вздохнул:
– Говорил реб Ицеле – со слов реб Нисена – со слов реб Зелига и Велва-мудреца: "Никто в мире – кроме еврея – не может быть евреем. Быть евреем не просто. Перестать всякий сумеет."
Мужик вдруг надулся в гневе и досаде:
– Да ты знаешь‚ кто я? Какоё моё профессиё?
– Какоё?
– Необыкновенноё. Ходим по миру‚ унимаем пожары. Мы тушим‚ нас потом угощают. Хочешь‚ покажу? За стопку. Зажги трактир‚ а я потушу.
Демоны так и взвились в готовности!
– Погодите‚ – сказал хозяин от стойки. – Я еще трактир не продал. Тогда и зажгем.
Демоны снова опали.
– Некогда мне годить‚ – забурчал мужик. – Там горит без меня‚ за развилкой. Там меня дожидаются‚ а я не знаю‚ куда бежать: налево или направо.
– А вы какой‚ собственно‚ веры? – поинтересовался Пинечке. – Туда и бегите‚ куда тянет.