Что касается Анны Владимировны, то в нашей истории нет ни малейшего намека, указывающего, какой именно версии исчезновения мужа она придерживалась в глубине души. Кто ж ее знает? Даже если она и делилась с кем-то своими мыслями и переживаниями, история об этом умалчивает. В милиции она упрямо утверждала – несмотря на все нажимы и хитрые подкопы расспрашивающих, – что пропавший исчез не по своей воле и что, если бы он собирался сбежать, то непременно поставил бы ее в известность о своих планах. Я своему мужу доверяла и доверяю, он не стал бы меня обманывать, – вот и всё, что удалось из нее выжать. Однако всякому ясно, что именно такой позиции и следовало ожидать от нее, если они с Пескарем обо всем заранее договорились. Так что... темна вода в облацех...
Но если о душевном состоянии нашей героини можно думать всё что угодно, то фактическая сторона ее жизни в тот период оказывается достаточно ясной. В ближайшее время обнаружилось, что Анна Владимировна уже не может считаться хорошо обеспеченной и даже богатой женщиной, которой нет необходимости трудиться ради ежедневного пропитания. Хотя по закону она являлась полноправной совладелицей всего имущества, принадлежащего ее мужу и приобретенного им за годы брака с ней (то есть всех предприятий, хозяином которых был Пескарь), быстро выяснилось, что брать ей под свое управление фактически нечего (и соответственно, никаких доходов не предвидится). Торговые точки на барахолке были проданы вместе со всем находящимся в них товаром. А магазины и ресторан пока еще числились в собственности прежнего хозяина, но на деле уже, можно сказать, ему не принадлежали, поскольку были обременены огромными долгами, о погашении которых не стоило и заводить речи. Перед поездкой за компьютерами Пескарь взял крупные займы под залог своих предприятий, и когда теперь оказалось, что возвратить занятые деньги в срок нет никакой возможности, кредиторы уже запустили процесс передачи им в собственность объектов, которые служили залогом. Даже если после завершения всех этих юридических процедур что-то и осталось бы на долю бывшего хозяина, то на эти сиротские деньги тут же наложил бы лапу Волго-Камский банк, тоже одномоментно утративший надежду на возвращение выданного Пескарю кредита. Получалось, что, затеяв дорогостоящую покупку компьютеров, Пескарь обратил практически весь свой капитал в деньги и поставил их на карту. После чего то ли – понимай как хочешь! – сорвал жирный куш и скрылся с ним, то ли потерпел сокрушительный крах и сбежал с мелочишкой в кармане. А может, он и вовсе уже закончил свое земное существование. Но в любом случае на долю Анне Владимировне ничего не осталось. Их совместный с мужем банковский счет, которым она время от времени пользовалась, не слишком заботясь об экономии (ведь это всё были копейки, по сравнению с реальными доходами их семейства), был пуст – Пескарь заблаговременно выгреб и эту относительно небольшую сумму. Даже их роскошный «Мерседес», который использовался, главным образом, для представительных выездов (в быту Пескарь обходился машинами попроще из числа тех, что обслуживали его магазины), оказался проданным за две недели до поездки в Прибалтику, хотя передать его новому владельцу Пескарь обязался лишь через месяц после продажи. (Деталь, кстати сказать, наводящая на определенные размышления, хотя и ничего не доказывающая). Но, пожалуй, наиболее чувствительным ударом судьбы стала для Анны Владимировны (предполагая, что она всё же не была в сговоре с мужем) потеря их большой и тщательно ухоженной квартиры. Она также оказалась заложенной, и заимодавец, теперь претендовавший на нее, предложил растерянной женщине в качестве щедрого подарка что-то около пяти или десяти процентов ее реальной стоимости. Посоветовавшись со знающими людьми, она вынуждена была согласиться с тем, что этот ростовщик и кровопийца увел у нее жилье, стоившее раза в два больше, чем сумма, полученная Пескарем в виде займа, – если бы квартиру выставили на торги (ясно же, как они проводятся!), бывшей хозяйке и того бы не досталось.