– Светка?..
– Здесь нет ни Машки, ни Светки, никого. Здесь только мы с тобой, – нежно сказала девушка и обернулась.
Андрей узнал её. Он хотел рвануться и скрыться в лесу, бежать, бежать, ломая кусты, как зверь. Но не смог, силы совершенно оставили его, так что напавшая немощь повергла обмякшее тело на землю, и у него не вышло ничего, кроме отчаянного царапания ногтями сырого и холодного грунта.
Это была она ¬– бабка из деревни. Она, точно она, только… молодая и красивая. Однако Андрей ничуть не сомневался, что это она. Чувствовал необъяснимо, знал непонятно откуда.
– Что ж ты пужливый такой? – посмеялась она, присев рядом и ласково погладив его по голове. – Как зайчишка. Ну, вставай же, вставай, пойдём со мной. Холодно же, чай, не май-месяц.
– Сама-то вон голая… – огрызнулся он, дрожа всем телом не то от холода, не то от страха.
– Меня любовь греет, – сказала она, прижавшись к нему. – Вставай, Андрюша, любимый мой, пошли.
Андрей встал и пошёл – через лес, по дороге мимо кладбища, потом мимо чёрного свежевспаханного поля – в деревню. Правда, деревню он не узнал сперва. Всюду бурлила жизнь – многолюдная, полная бойкого и страстного человеческого шума: во всех окнах горел свет, играла где-то гармонь, хохотали девки, а с крутого бугра на той стороне нёсся, ревел с оглушительной удалью трактор.
Девушка испугалась, пригнувшись, прикрыла обнажённую грудь руками и проворно нырнула в сумерки большого яблоневого сада.
– Я огородами добегу, а то увидят меня! – крикнула она. – А ты домой иди, не шляйся по дворам!..
«Домой!!! Да где он, мой дом, чёрт вас всех подери?! – выругался Андрей про себя. – Черти вы дранные, отстаньте вы все от меня, где мой дом, суки вы грёбаные?!»
Он застыл, как и тогда – утром, посреди деревушки, озираясь по сторонам. Изо всех сил напрягая память, пытаясь понять, где он и что с ним происходит. Но тщетно. Порылся в карманах, нашёл только всё тот же изрядно тронутый ржавчиной старинный ключ с брелоком в форме дольки лимона.
На бугре трактор, свирепо и продолжительно взревев, заглох. Послышались пьяные матюки. Андрей, повернувшись в сторону бугра, увидел Светкин дом. Ему вспомнился пирог с лимонной начинкой, вспомнилась Светка перед зеркалом – вся такая утончённая, длинноногая, соблазнительная, вспомнилось её милое нытьё про какие-то там морщины. Стало уютно на душе, приятно защемило сердце.
«К Светке пойду, – решил он. – И голова у неё есть, конечно. Мне, дураку, всё привиделось просто. Как бы она разговаривала без головы? Да, вот пусть и объяснит мне, что это за хрень со мной».
Уже наверху, возле трактора, ему повстречались двое мужиков навеселе. Заорали хрипло и зло:
– Опаньки! Глянь-ка, кто это к нам идёть, еле ноги толкёть? Эй, Андрюха! Кто поднёс-то тебе, чёрт ты беспутный?
В мужиках Андрей узнал пацанов – длинного, с рыжими волосами, и вкаченного, губастого. Лошадиное лицо длинного исказила отвратительная пьяная гримаса. А вкаченный – с недельной щетиной, в грязном ватнике ¬– вообще выглядел устрашающе, как матёрый уголовник.
– Иди сюда, э! – велел второй.
Андрей остановился, раздумывая, как поступить. Опять ведь глюки. Хотел было пройти мимо, но тут не сдержался:
– Пацаны, да что вам надо-то от меня? Я сейчас не соображаю ничего, хреново мне, а вы насмехаетесь, как эти… Дайте мне оклематься-то хоть, отдохнуть немного.
– На, иди, выпей, – примирительно сказал длинный.
– Да не буду я пить… – промямлил Андрей, но отчего-то очень безвольно подошёл к пацанам и взял предложенный гранёный стакан с мутной жидкостью, понюхал: – Откуда самогон-то взяли?
– У кого? У твоёй, у кого же ещё? – прохрипел вкаченный.
– У неё вся деревня околачивается, пока ты по дворам шляешься, – многозначительно ухмыльнулся длинный, и оба заржали.
Андрей выпил, и хмель враз его закружил, повалил, сминая и давя тяжело накатывающими душными, затхлыми волнами беспамятства. Опомнился еле-еле лишь у двери Светкиного дома.
Неуверенной, дрожащей рукой он толкнул дверь и едва не упал. В темноте дверного проёма ничего не было. Как там – у бабки. Вообще ничего. Бездонная пустота, до тошноты, до панического страха головокружительная бездна.
Андрей опустился на ступеньки и, закрыв лицо руками, горько заплакал. Где-то в бездонно далёком вязком мраке безлунной ночи гаркнула пронзительно одинокая ворона. Трижды, на каждом разе как бы удаляясь – громко, тише, ещё тише: ка-а-ар, ка-а-ар, ка-а-а-ар!..
Глава II
…Светка стояла у зеркала. Её немолодое, недовольное и от того блеклое, неинтересное, как у какой-нибудь повидавшей жизнь стервы, растратившей былую красоту на скандалы, лицо выражало скуку.