– Я не знаю, Андрей, и не хочу знать, ты же мужчина, ты и решай, – нехотя произнесла она, не поворачивая головы.
– Что ты не знаешь? Что мне надо решить? – он вскочил с постели и растерянно посмотрел на неё.
– Ничего не знаю, – нахмурилась она. – Мне всё равно. Отстань.
Его растерянно-суетливый взгляд остановился на розовых яблоках на её пижаме, потом скользнул по маленьким кремовым пуговицам (три из них были пришиты белыми нитками, две – чёрными), упал вниз, поднялся вверх и дальше – заметил родинку ярко-коричневого цвета чуть ниже левой ключицы, дурацкий маникюр с неаккуратно нарисованными зайцами. Всё так. Всё так… странно.
– Знаешь, Свет, – глухо и печально сказал он. – Мне сон приснился, будто у тебя нет головы, представляешь? Какой глупый и ужасный сон…
– Ой, вот только не надо этого, – вспыхнула она, сделавшись ещё некрасивее. – Избавь меня, пожалуйста, от этих своих бесконечных снов и сопутствующих им моралей. Я тоже могу тебе морали читать по поводу и без повода. Надоело.
– А у тебя точно с головой всё нормально? – пошутил он, с трудом пряча раздражение.
– А у тебя? – Светка, наконец, повернулась, посмотрев на него недобро и очень опасно – так, когда в её руках оказывался нож.
– У меня нет, признаюсь честно, последнее время, кажется, не всё нормально…
– Андрюш, не надо, не начинай! – оборвав его, вскричала она и вышла из комнаты, хлопнув дверью.
Сердце снова заныло от чувства тревоги. Он, с гневом сжав кулаки, поднял глаза на себя в зеркале и побледнел. Перед ним стоял старик – седой, морщинистый, осунувшийся, болезненный.
«Господи, да что это со мной? Кто я? Где я?» – Андрей отпрянул от зеркала и тяжело опустился на смятую постель с выцветшим от многолетней стирки бельём, так что узор на нём – желтоватые дольки лимона – выглядели тусклыми, невыразительными и будто заплесневелыми.
Глаза налились чем-то сумрачным, похожим на вечерний туман; туман густел, густел и поплыл. «Где-то я уже видел эти лимоны», – мелькнуло в голове и погасло, в тот же миг сердце, словно удар ножом, прорезала острая боль.
Вернулась Светка, на нервах, взвинченная и крикливая.
– Меня всякий раз неприятно удивляют такие люди, как ты! – она стала ходить по комнате, размахивая руками так, как если б хотела изрубить воздух в клочья. – Такая безответственность, просто жуть! Зачем вы нужны тогда, спрашивается? Что вам нужно вообще от этой жизни? Мало того, что вы свою жизнь ни во грош не цените, так ещё и чужие – те, что, по несчастью, рядом с вами оказались, – обесцениваете! Да кто вам дал такое право? Почему все должны терпеть вас, цацкаться с вами, будто вы какие-то там тонкие и непонятые, видите ли, натуры? Нормальные люди уже давно поняли вас – от и до. И я тебя тоже поняла. Знаешь, ты кто? Ты – ничтожество! Да, ты всю жизнь строил из себя кого-то, но там, внутри, в душе, ты – никто. Ладно – я, будучи глупой наивной девочкой, купилась на твои «замки в облаках» и «раи в шалаше», на них моя жизнь и закончилась, но – дети! Тебе плевать на своих собственных детей! У твоих детей жизнь идёт под откос, понимаешь ты это или нет? Посмотри им в глаза! Машка в свои тридцать лет их уже выплакала все, а Сергей в двадцать пять – самый настоящий алкоголик! И в этом ты, да, именно ты виновен! Все наши несчастья из-за тебя! Ты, как проклятый, как библейский Иона, тянешь нас на самое дно! А знаешь – почему? Потому что ты живёшь не свою жизнь! На твоём месте должен был быть другой, ты меня – глупую наивную девочку… Андрей, что с тобой? Андрей!.. Андрюш…
– Се… сердце… – из последних сил прошептал Андрей и с ужасом упал в разверзшийся из ниоткуда зёв беспросветной и бездонной пустоты.
И всё. Вдруг страх сам собой исчез, как и не было его, на душе сделалось легко-легко, так легко, хорошо и спокойно, аж до слёз. Бездонная, чёрная – что хоть глаза выколи – пустота задрожала яркими всполохами, точно молниями, и в мгновение ока раскрылась навстречу ослепительному солнечному свету…
…Дзынь-дзынь-дзынь-дзынь… Дзынь-дзынь-дзынь-дзынь – услышал Андрей, неохотно выползая из сладкого забытья. Слегка повернулся на бок в тяжеленном овечьем тулупе, снял рукавицу и смахнул с глаз заиндевевшие слёзы. «Дзынь-дзынь» взвизгнуло невпопад и резко умолкло.
– Приехали, батюшка! Подымайся, – грубовато прохрипел кто-то позади. – Вона и сестрица-то ваша, Алина Сергевна, уже поджадаить на крыльце.
Андрей слез с саней, щурясь от искрящегося под солнцем снега. На небе ни облачка, морозно, лошади стояли, окутанные паром, тут же, чуть ли не на глазах затвердевавшего и превращавшегося в иней.