– За что выпьем? – хрипло спросил господин с пышной бородой, протягивая полную рюмку Андрею.
– За революцию, – ответил Андрей и быстро выпил, не закусывая.
Тот, покосившись на длинного, погладил свою пышную бороду и не стал пить – поставил рюмку на стол.
– За это я пить не буду, – буркнул он строго, будто протрезвев.
Сразу повисла тягостная тишина.
– Ты что же, Андрюха, никак за красных? – прервал её подавленно и даже робко длинный.
– Я за народ, – Андрей достал папиросу и невозмутимо закурил.
– Нарооод?! Да твой народ завтра этот дом спалит вместе со всеми вами!
Пышнобородый встал и нервно прошёлся по комнате.
– С народа станется, – язвительно подхватил длинный. – Мою-то усадьбу в Яблонях спалили месяц назад. А какая усадьба была… Не знаешь, какую ещё подлость от этого народа ждать. Теперь в гостинице в Воронове вынужден приживаться, но и там неспокойно. Мужик волком смотрит… Это у вас здесь, в Лимоновке, тишь да гладь, и то потому что глухомань, не дошло пока… Но дойдёт, дойдёт, попомни моё слово, я всегда говорил: только дай мужику волю – и жди беды. А пришла беда – отворяй ворота. Уезжать надо, на Дон, в Крым… да и вообще куда глаза глядят из этой проклятой России.
– Врёт он, – беззлобно, но твёрдо сказала Андрею Алина. – Никто его усадьбу не поджигал. Сам он. В пьяном угаре сжёг дом. Люди знают.
Длинный заорал, побагровев от ярости:
– Клевета! Вы, Алина Сергеевна, с позволенья сказать, дура, раз в такие дурацкие бредни больно уж легко вознамерились поверить! Не ожидал я от вас! От вас-то уж точно не ожидал! И знаете, что… Я сию же минуту жду от вас извинений, иначе… я за себя не ручаюсь!.. Мне про вас тоже кое-что известно! Всякое поговаривают, между прочим! Я не посмотрю… Сейчас не те времена, чтобы так…
Андрей ткнул папиросу в пепельницу и резко оборвал его:
– Заткнись! И пошли вон – оба.
– Чтоооо?! Да как ты сме… – подскочил пышнобородый.
– Андрюша, не надо, Бог им судья, – проронила Алина, но поздно.
Мощный прямой удар кулаком в челюсть отбросил пышнобородого прямиком к двери в прихожую. Длинный сам трусливо отбежал к ней, но был немедленно настигнут и там. И повалился от простого толчка в грудь, гремя вёдрами.
– Убирайтесь! – рявкнул Андрей.
На шум прибежала бабка и, вмиг оценив произошедшее, злорадно проворчала:
– Давно бы так. А то цацкаются, вишь, с ними. С этими натурами тока так и надоть. Нашлись тожа господа.
– Ах, нянечка… – с усталым раздражением вздохнула Алина, когда и длинный, и пышнобородый, с суетливостью уязвлённого, но беспомощного самолюбия, наконец, убрались. – Лучше прибери здесь как следует, будь так добра. Где Серж и Мари?
– А энти-то в бане всё гундосють. Тожа какие-то… шамашедшия. Вечно их не дозовёшьси.
– Как придут, пригласи их к нам наверх, – велела бабке Алина и, не раздумывая, направилась в сторону лестницы, ведущей на второй этаж. По ходу бросила Андрею нетерпеливо: – Ну, ты идёшь или нет?
Он послушно последовал за ней.
На втором этаже, пройдя через тёмную нежилую комнату с печкой, они очутились в довольно уютной спальне, обставленной небогато, но зато украшенной элегантными кремовыми обоями. У левой стены стоял старый комод ярко-коричневого цвета, у правой – массивная кованая кровать и зеркало за ширмой, прямо по центру, перед окном, глухо закрытым шторами, письменный стол и четыре стула с мягкими сиденьями. Было прохладно.
Андрей прикрыл за собой дверь и вздохнул:
– Да, давно я здесь не был…
– Ты надолго? Или, как и в прошлый раз, побежишь сломя голову к этой своей умалишённой? – перебила его Алина.
Она встала у стола, опершись на него руками, спиной к Андрею, и не оборачивалась.
Он подошёл к ней и нежно обнял за плечи.
– Ну, зачем ты так? Я же не раз говорил, что моего ничего и никого нет и быть не может в этой жизни. Совершенно ничего. Совершенно никого. По-другому мне, как человеку нового пути, нельзя. Потому и Света, которую ты совершенно напрасно считаешь умалишённой, не моя. И ты… не моя.
– Нет, я твоя, ты это прекрасно знаешь. Получается, и она твоя, и я.
– Её больше нет, Алин. Она погибла этой осенью, когда всё только начиналось. Бомба, которую мы готовили у неё, разорвалась сама собой и… Страшная смерть. Я потом был там… Это не передать. Оторвало голову… А я видел сон той ночью – будто просыпаюсь… ранним-ранним утром… ну, там, у неё дома, и вижу её на постели без головы… И засыпал тоже с тревогой, аж до озноба, никак не мог согреться, так было холодно.
Алина, до того напряжённая, упрямая, сразу точно обмякла, чуть не упав, повернулась и прижалась к Андрею всем телом.