Взяв чашу, Андрей, как и Серж, слил в неё своё семя. Потом налил туда вина и всё тщательно перемешал ложкой. Получившуюся жидкость из чаши разлил в два стакана и отдал их Алине и Мари. И они выпили её.
– А теперь спать, друзья мои, – устало изрёк он и лёг на массивную кованую кровать.
Серж и Мари оделись и ушли, Алина же, проводив их, погасила лампу и легла рядом с Андреем.
– Андрюша, давай залезем под одеяло, – ласково попросила она. – У нас ведь так холодно всегда бывает под утро.
Они забрались под одеяло, и Андрей тотчас заснул как младенец.
Ночью, во сне, появилось странное тревожное состояние: он вдруг замёрз, но не потому, что Алина перетянула одеяло на себя – замёрз изнутри. Открыв глаза, Андрей покосился в сторону Алины, и чуть не свалился на пол от ужаса. Ему показалось, что у неё нет… головы.
Вскочив с кровати и впопыхах напялив на себя свои вещи, он что есть духу рванулся к двери, но дверь была закрыта. Пошарив по карманам и найдя старинный ржавый ключ, попытался её открыть. Однако этот ключ не подошёл.
– Андрюш, ты куда? – послышался сонный голос Алины.
– Домой мне надо. Срочно.
– Ах, ну иди, душа моя.
– Дверь закрыта! Где ключ? – вскричал Андрей.
– С той стороны заперто, Андрюша. А ключ у нянечки. Но ты всё равно через дверь не выйдешь. Неужели не видишь, неужели не чувствуешь? Подожгли нас, горим мы. Зря ты давеча тех двух злодеев выгнал, обозлились они на нас, до смерти обозлились. Беги, спасайся, как можешь.
Только теперь он явственно почувствовал сильный запах гари, а в щелях дверного косяка увидел языки пламени. В панике осмотрелся, не зная, куда бежать и как спасаться. Стены комнаты исчезали на глазах, чернели и в черноте этой обращались в зловещую и бездонную пустоту. Пустота жадно пожирала всё вокруг – пол, потолок, мебель, вот уже и кровать с Алиной без головы почернела и растворилась в пустоте. Оставалось только окно и стол перед ним.
Андрей сорвал шторы, намотал на руку и, разбив окно, прыгнул со второго этажа в снег. В страхе оглядываясь, побежал прочь. Дом, объятый со всех сторон огнём, ярким жаром озарял дорогу, ведущую вниз, к деревне.
На дороге стояли лошади, запряжённые в сани, густо дышали паром – пар по краям их ноздрей вмиг сопливился, застывал, становился инеем. Возница, темнолицый мужичонка с зоркими, посаженными близко к переносице, совиными глазками, завидев Андрея, шумнул:
– Сюда бежи, барин! Ужо мы тебя вызволим!
Когда Андрей подбежал и сел в сани, мужичонка тронул поводья.
– Нооо, черти! Пшлии! Теперь уж ты, барин, не бойся, спасся. Но в тулупчик-то залезь, не то озябнешь.
Возле деревни сани остановились. Послышались пьяные голоса.
Это были те двое господ, которых Андрей вчера выгнал из дома.
– Ну что, брат? Погорел? – весело осведомился длинный, сутулый, с вытянутым лошадиным лицом, с рыжей взъерошенной шевелюрой и рыжей же куцей бородёнкой. – А я тебе говорил: с народа станется. Мою-то усадьбу в Яблонях спалили месяц назад. А какая усадьба была… Не знаешь, какую ещё подлость от этого проклятущего народа ждать. Теперь вот в гостинице в Воронове вынужден приживаться, но и там мужик волком смотрит. Это у вас здесь, в Лимоновке, тишь да гладь была до поры до времени, и то потому что глухомань, но вишь – и сюда тоже дошло. Двигайся, шельмец, чего разлёгся, как на пиру. Всё, пиры закончились!
Андрей подвинулся, и те оба влезли на сани.
– Ну, теперь мы с тобой, братец, и поквитаемся, – сказал губастый крепыш, с окладистой и пышной бородой. – В ближайшем леске. Эй, мужик, трогай!
– Слушлуюсь, барин, – пробормотал мужичонка и стеганул коней.
Невесть откуда подлетела ворона и села ему на плечо. Гаркнула во весь свой разинутый клюв истошно пять раз: «Каар! Ка-а-ар! Ка-а-ар! Ка-ар! Кааааар!».
Андрей бессильно зажмурился, пока в ушах не смокло это гулкое и страшное, выворачивающее душу наизнанку, карканье. А когда всё затихло, смахнул заиндевевшие слёзы, снова открыл глаза и как проснулся.
«Странно как», – подумал он. Рядом с ним, крепко держа его руки, сидели те двое, но без бород и точно помолодевшие. Ровно, еле-еле слышно гудел звук мотора, а в окна стеной бил проливной дождь.
С переднего сиденья на Андрея смотрела Маша.
– Очнулся? – её заплаканное лицо немного оживилось. – Потерпи, Андрюшка, мы скоро, потерпи!