Выбрать главу

— Ну, рассказывайте, рассказывайте, что там, как там у вас под Калинином?

Слова вырываются струйками пара. Рассказываю под аккомпанемент зениток, рев которых то удаляется, то приближается, и тогда Петр Николаевич, чтобы лучше слушать, перегибается через стол, приставив к уху согнутую раковиной ладонь.

Рев зениток становится невыносимым. Бухают они уже где-то на крыше. Стакан с остывшим чаем подпрыгивает на столе.

У стола торчит немецкая винтовка. На телефонном столике несколько гранат — «самоварчиков». Он только что вернулся от московских партизан, и это его трофеи. Хожу из кабинета в кабинет. Здесь люди живут, кушают, работают, спят. Впрочем, спят меньше всего. Никому не спалось в эти дни, и, когда сделан номер, все спускаются вниз, в подвал. Здесь крутили какие-то иностранные фильмы. Под неаполитанскими звездами поют о любви великолепные тенора. Живописные мошенники крадут девушку из хорошего дома, сажают ее в самолет, самолет бежит по полю, но его догоняет ватага ковбоев. Их выстрелы сливаются с грохотом зенитной канонады. Давид Заславский, тоже в традиционном партизанском ватнике, невозмутимо острит по поводу звуковых эффектов, несущихся сверху с улицы:

— Искусство и жизнь!

Приезжают военкоры. Привозят новости. Новости невеселые. Лидов рассказывает, что, по данным разведки, гитлеровцы устанавливают где-то под Москвой дальнобойные орудия, чтобы бить по Москве. Калашников сдал снимки: танки готовятся к атаке. Танки сняты на фоне подмосковных дач. Струнников поразил всех снимком — немец-разведчик лежит посреди снежной равнины. Он сделал его где-то уже у самой Москвы. На основе военкоровских рассказов на карту заносится передвижение линии фронта. Она изогнулась струной, и струна эта почти касается Москвы. Но «Правда» выходит регулярно. Полосы ее мощным голосом зовут отстоять Москву, отбросить врага от московских ворот. Голос этот могуч и уверен. Это голос партии.

Наконец, мои документы оформлены. Морозным утром с шофером Петровичем выезжаю из Москвы. Ехать нужно уже в объезд через Дмитров. Под Москвой строят новые и новые баррикады. Шоссе минируют в шахматном порядке. У Истры — гром пушек, знакомый свист снарядов, тугие взметы мерзлой земли. Комья земли барабанят по крыше машины, но после московских канонад это кажется не страшным. Когда снаряд разрывается невдалеке и машину встряхивает, мы с Петровичем испытующе смотрим друг на друга. Первый совместный боевой выезд. Кажется, остаемся друг другом довольны. Это важно. Ведь мы оба правдисты, и кто знает, сколько месяцев или лет нам придется вместе ездить по фронтовым дорогам.

За Дмитровом не пускают: враг рядом, проезд закрыт. Требуют свернуть на Рыбинск и давать трехсоткилометровый крюк. Пробуем уговаривать часовых — не удается. Никакие резоны не принимаются во внимание. Где-то впереди только что снарядом разнесло грузовик. Но Петрович нашелся. Он дал строгим часовым несколько свежих номеров «Правды». Улыбаются, благодарят, суровые сердца смягчились:

— Ну уж, поезжайте… Только смотрите, ухо востро! Вон за той водокачкой проскакивайте на полном ходу. Счастливого пути.

И тут же развертывают этот свежий, пахнущий краской номер, жадно просматривают его на холоде, на пронзительном ноябрьском ветру.

Сколько уж времени прошло с тех пор, сколько произошло в жизни больших и малых событий, сколько фронтовых пространств исхожено, изъезжено, облетано с правдистским удостоверением и блокнотом в планшете. Но никогда и никакие впечатления в жизни не смогут стереть и заслонить момент приобщения к «Правде», и навсегда она останется в памяти такой, какой она была в те тяжелые дни, когда свежий, пахнущий типографской краской номер «Правды» открыл нам путь по дороге, где ездить было уже строжайше запрещено.

Сильнее усталости

Глубокой ночью мне довелось приехать в одну из частей, боевую, активную, которая почти пять суток подряд вела напряженный бой, отстаивая важный рубеж на берегу Волги. Была полночь, и среди развалин дома вповалку, в странных позах спали люди, сломленные тяжелой усталостью. Они отсыпались сразу за пять бессонных боевых ночей, и, казалось, не было силы, которая могла бы их поднять.