Старилов Николай
С утра до ночи
Николай Старилов
С утра до ночи
Емельянов вышел из литейного цеха, вдохнул пахнущий железом воздух, такой свежий после литейки.
Сразу после своего прихода директором на этот завод, самый отсталый в отрасли, не по оснащению, а по показателям, он взял за правило ежедневно обходить один из цехов. Времени на это уходило много (хотя теперь и меньше, чем в начале), но без этого нельзя - плохо еще у нас с обратной связью, а если ее нет, люди становятся равнодушными к делу, которое перестает быть их делом и превращается в чье-то дело. Емельянов давно уже понял эту совсем нехитрую истину, которую очень трудно понять, если тебе самому наплевать на все, кроме себя.
Сегодня с утра он должен был принимать очередную комиссию из министерства, проверяющую очередную анонимку на него, и хотя он знал, что если не примет их в начале рабочего дня, и они будут ждать его, то это будет не в его пользу, у них начнет складываться не очень-то хорошее мнение о нем, как оно складывается всегда у людей о тех, кто заставляет их ждать, но он не стал изменять своего правила даже ради этой комиссии, которую он заранее презирал как целое, хотя знал, что состоит она из вполне приличных людей, и некоторых из них он даже знал, но эти приличные люди, входившие часто против своей воли в такие комиссии, уже так надоели Емельянову, что он сейчас в сущности просто воспользовался, не признаваясь самому себе, своим принципом для того, чтобы отдалить эту неприятную встречу.
Он вошел в приемную, поздоровался с членами комиссии, отметив, как и ожидал, на их лицах недовольство тем, что они вынуждены были ждать его, и пригласил в свой кабинет.
Пока все усаживались, секретарша стояла в дверях, ожидая распоряжение насчет традиционного чая, но он сделал вид, что не понимает ее ожидания, и спросил:
- Ничего срочного, Татьяна Сергеевна?
- Нет, Александр Семенович, - с некоторым недоумением ответила секретарша.
Емельянов кивнул и перевел взгляд на председателя комиссии.
Секретарша мгновение стояла, как будто выжидая еще чего-то, но, видя, что директор больше не обращает на нее внимания, вышла.
- Ну, Александр Семенович, вы в общих чертах знакомы с ... председатель комиссии замялся, подыскивая подходящее слово для того, с чем был ознакомлен директор, - ... с теми фактами, для разбора которых мы приехали к вам. Поэтому, чтобы не терять зря времени, давайте разберем их по очереди.
И противореча самому себе, председатель начал перечислять эти факты.
Емельянов слушал обвинения в свой адрес и кивал головой, как будто соглашался со всем.
Почувствовав, что председатель начинает выдыхаться, уловив паузу в перечислении своих грехов, Емельянов прервал его:
- Как вы совершенно правильно заметили, Борис Яковлевич, я знаком с тем, в чем меня обвиняет неизвестный работник нашего завода или, возможно, бывший работник. Давайте, действительно, разберем эти так называемые факты по порядку. Я думаю, что это не займет у нас много времени, потому что до вас, точно по этим же обвинениям, меня проверяли комиссия горисполкома и народный контроль. Емельянов открыл папку.
- Первое. Квартира была предоставлена мне и моей семье как одно из условий моего перехода сюда, так как, естественно, я не могу жить на улице. Квартира самая обычная, соответствует санитарным нормам, излишек жилплощади составляет три и семь десятых квадратных метра. Второе. Мебельный гарнитур, купленный заводом, стоит не в моей квартире, а в комнате отдыха заводского профилактория. Третье. Автомашиной я пользуюсь только для служебных поездок, ни жена, ни другие члены семьи в ней ни разу не сидели. Попрошу вас ознакомиться с документами - справками и протоколами комиссий.
Около получаса шло изучение и обсуждение членами комиссии материалов, представленных директором завода.
Завершая его, председатель комиссии сказал:
- Мы, в общем, конечно, удовлетворены этими документами, но раз уж мы приехали сюда, то хотели бы сами на месте все это увидеть. Но это потом. Теперь я вынужден перейти к самому неприятному... м-м... моменту.. вернее, вопросу...
- О моей связи с моим секретарем, Татьяной Сергеевной Лапиной? поинтересовался Емельянов.
Председатель отвел глаза и утвердительно кивнул. У женщины, члена комиссии, на щеках выступил румянец. Она бросила искоса заинтересованный взгляд на директора и, встретившись с ним глазами, уткнулась в свой блокнот.
- Это такая же ложь, как и все остальное. Она тем более омерзительна, что затрагивает ни в чем не повинного человека. Я допускаю, что может быть жестко поступил с автором анонимки, и он мне мстит за это. Это еще можно понять, но поливать грязью замужнюю женщину, мать двоих детей, только для того, чтобы досадить мне - это просто подлость.
- Я отлично понимаю вас, Александр Семенович, но может быть все-таки стоило бы вам как-то, ну, может быть... сменить секретаря? Как вы считаете?
- Я считаю это уступкой мерзавцу. Татьяна Сергеевна как работник вполне меня устраивает, и потом, что это даст? Следующая анонимка будет чернить другого человека, и так до бесконечности.
Емельянов предоставил комиссии свою машину "для расследования на месте" и остался один в кабинете.
Он откинулся на спинку кресла, расслабившись на минуту, чтобы забыть о комиссии и включиться в заводские дела, но тут же по селектору раздался голос секретаря, перехватывавшей на себя звонки, пока директор был занят с москвичами.
Емельянов представил себе как она веско говорила всем: "У него комиссия из Москвы! - и улыбнулся.
- Григорьев, Александр Семенович.
Емельянов нажал клавишу селектора и в кабинет ворвался шум кузнечно-прессового цеха, и раздраженный голос начальника этого цеха Григорьева:
- Александр Семенович!
- Спокойно, Владимир Степанович, я был там с утра. В тринадцать ноль-ноль заготовки начнут к вам поступать. Это первое. И второе. Владимир Степанович, сколько мы будем играть в испорченный телефон через директора? Почему два начальника соседних цехов, два соседних цеха, не могут сами договориться между собой, без моей помощи, вы что -в разных государствах живете? Все.