— Ничего. Телефон у нас починили. Вот я и решила тебя заказать. Как ты там себя чувствуешь?
— Я чувствую себя совсем хорошо, — ответил он.
ТАМ, ЗА УГЛОМ…
Альбинас добрался до города лишь вечером. Да он и не торопился, дожидался сумерек, когда его трудней будет заметить; в колонии, без сомнения, уже хватились его; надо было глядеть в оба, чтобы не пришлось вернуться вечером того же дня. Сердце прыгало в груди, от каждого внимательного взгляда он вздрагивал и отступал в тень. Осторожно оглядываясь, Альбинас крался по полутемным улицам весь наготове; он удерет, если только попробуют его задержать. Но прохожие не интересовались им, и страх чуть уменьшился. На самом деле, кому он нужен в этом городе, где живут сотни тысяч человек? Он — один из огромной толпы, он ничем не выделяется. Кому взбредет в голову, что он не имеет права ходить по этим улицам, столь знакомым, где много лет звучали его шаги?
К матери Альбинас не собирался заходить. Зачем? Какой в этом смысл? Он вынашивал другой план; его надо было осуществить без промедления. Но какая-то странная сила влекла его к дому, в котором он вырос. Кажется, ноги сами несут его туда. В старый переулок — безмолвный, погруженный в сумерки. Мостовая, мощенная красным кирпичом, на домах — старинные железные фонари с разбитыми стеклами (одно стекло выбил он), а вот и деревянные тяжелые ворота и розовый дом во дворе, с окошками первого этажа, закрытыми деревянными ставнями, и сгорбленная береза в углу двора…
Альбинас остановился в подворотне и посмотрел на темные окна второго этажа: матери нет дома. У него заныло сердце; захотелось плакать. Зачем он здесь стоит, чего не видел? Еще кто-нибудь из жильцов узнает его. Им-то ведь всем известно, что с ним случилось. Подальше отсюда, подальше…
Он повернулся и поплелся в сторону вокзала. Очень хотелось есть: с самого утра, с той минуты, как он убежал из колонии, у него ни крошки не было во рту. И денег у него не было. Ну, ладно, он что-нибудь придумает; голодным не останется. В столовых всегда остается на столиках недоеденный хлеб. Иногда даже много попадается.
Город шумел. Мимо летели машины, с треском проносились мотоциклы. У кино толпился народ. Шла приключенческая картина; в электрическом свете пестрела огромная реклама: крупный мужчина в черных очках и с револьвером в руке. Вот бы посмотреть! Куда там… Ему надо поесть и поскорей уматываться из города. Здесь все теперь не для него, а раньше он каждую неделю ходил в это самое кино.
Альбинас вошел в столовую. Народу было немного. Подавальщицы чесали языком у буфета. Он огляделся: на столиках, на тарелочках, и впрямь лежал хлеб. Он проглотил слюну. В пустом животе заурчало. Альбинас сел за укромный столик. Подавальщицы продолжали болтать, не обращая на него внимания. Он схватил хлеб, торопливо сунул за пазуху и притворился, что разглядывает меню. И тогда подошла подавальщица.
— Что закажешь?
Альбинас небрежно швырнул на столик меню.
— Ничего…
Подавальщица бросила на него подозрительный взгляд и вернулась к буфету. Альбинас встал. Выскользнул на улицу. Порядок! Хлеб в кармане. Теплый, душистый хлеб. То же самое он повторил и в другой столовой. Там ему перепало даже несколько кружочков колбасы, которую оставил какой-то сытый дядя. Карманы раздулись от хлеба. Отлично! Теперь — в путь!
По залу ожидания разгуливал милиционер. Он очень не понравился Альбинасу. Альбинас избегал попадаться ему на глаза. Наконец, едва милиционер отошел в сторону, он пробрался к окошку справочной и спросил, когда уходит поезд. Через полчаса? Альбинасу только это и было нужно. Чем скорее он оставит город, тем лучше. А тогда — свистите, сколько влезет!..
Альбинас спустился в тоннель, потом поднялся по крутой лестнице и очутился на платформе, где уже стоял поезд, готовый к отправлению. Но у каждой двери вагона торчало по проводнице, — они проверяли билеты. У него, конечно, не было билета, так что не было и надежды попасть в вагон.
Альбинас не растерялся. Стрелка электрических часов нервно вздрагивала, продвигаясь вперед. Альбинас гулял по платформе, смешавшись с толпой. Когда до отхода поезда осталось несколько минут, он направился в самый хвост, обогнул последний вагон и очутился по ту сторону поезда. По соседним рельсам грохотал товарный состав; паровоз швырнул ему в лицо облако обжигающего пара и оглушил его гудком. Он съежился, хоть знал, что промежуток между двумя составами немалый и вагоны его не раздавят. Состав долго тащился мимо. Он стоял и ждал. Но тут раздался свисток. Паровоз запыхтел и рванул пассажирские вагоны. Альбинас проворно вскочил на ступеньки и взобрался на буфера, накрытые двумя елозящими металлическими плитами, соединявшими мостиком один вагон с другим. Здесь можно было стоять.