Я сел на лавочку и принялся ждать. Мне было хорошо — я думал, что скоро поем и не придется задыхаться в душной закусочной, полной мух и экскурсантов.
Прошло минут пять. Потом десять и пятнадцать, а парень все не возвращался. Я стал нервничать и сердиться, что он не торопится. Но через полчаса я вдруг понял: меня надули самым дурацким образом. Пообещал, взял деньги, теперь так его и увидишь, ищи ветра в поле. Ловко надул, ловко. Ну, поделом, так мне и надо.
Рассердившись, я отправился в магазин, купил булочку и мясные консервы, удалился в лес и принялся закусывать на лавочке. Когда банка опустела, у меня отлегло от сердца, и, закурив трубку, я стал размышлять, почему меня так легко одурачили. Почему я ему доверился? Почему мне не пришло в голову, что он самый обыкновенный мошенник? Мошенник? Нет, парень был не похож на мошенника. А может, я ничего не понял? Может, я совсем не разбираюсь в людях? Может, это лицо с серыми печальными глазами — просто маска? Нет, быть того не может. Не хочется в это верить. Но тут досада снова взяла верх, и я в бешенстве подумал: «Ну погоди, милый, мы еще встретимся. Никуда ты не спрячешься. И тогда уж поговорим, коротко и ясно».
Я сходил посмотреть, как рабочие кладут фундамент под гостиницу, которую строят по моему проекту, поговорил с прорабом и направился к морю.
Верхушки сосен колыхались. Бушевал шторм. Тропа к морю пустовала, и я встретил только несколько закутанных по уши курортников, которые, испугавшись яростного рева прибоя, возвращались в лес. Сильный зюйд-вест носил песок, швырял его в глаза. Серо-зеленые волны, грозно бормоча, сражались с ветром; глухо ударяя в берег, они разбивались о песок и подкатывали к подножию дюн. Море у берега ревело и швыряло обломки досок. Небо над горизонтом было чистое, но чуть повыше ветер гнал серые, набухшие дождем тучи.
Я повернул назад. В тот вечер я так и не встретил парня в тельняшке. Но на следующий день, отправившись к ларьку с хлебом, я снова случайно его увидел. Он стоял спиной к улице и не замечал меня. Наклонившись к окошку, он что-то говорил продавцу. Продавец слушал его и тряс головой; на виске у него синела большая родинка. Я подошел и встал сзади.
— Нет, — строго говорил продавец. — Не дам.
— Трешку. После первого верну.
— Сказано, не дам.
— Тогда почитай вот это. — Парень вытащил из кармана брюк сложенный тетрадный листок и торжественно вручил его продавцу.
Продавец недоверчиво поглядел на листок — не хотел его брать, но все-таки взял, прочитал и ухмыльнулся, качая головой.
— Ничего не выйдет.
— Не видишь, что ли, чего тут написано! — оскорбленно сказал парень.
— Вижу, но не получишь ни копья.
— Отдам, чтоб мне провалиться!
— Не канючь, все равно не дам. Сказал — топором отрубил.
Лицо продавца стало суровым; он чинно одернул халат и вернул записку. Пока записка дрожала в руке у парня, я успел ее прочитать.
Сим обязуюсь первого августа вернуть булочному продавцу Дионизасу Аугустинайтису долг в размере трех рублей.
Я невольно рассмеялся. Парень торопливо обернулся. Лицо у него стало очень смущенное. Он сунул в карман записку и посторонился.
— Прошу прощения насчет угрей, что не дождались, — пробормотал он. — Не вышло. Никого дома не застал. А вот завтра уж точно принесу. Где вы живете?
Я на всякий случай сказал, что поселился у парикмахера.
— Хорошо, — сказал он. — Вы не беспокойтесь. Я — человек верный.
Его глаза блестели. Я почувствовал запах водки. Продавец посмотрел на меня, улыбнулся и снова покачал головой, словно говоря: «Пустые надежды… Пустые надежды…»
Купив булку, я отправился домой. Парикмахер уже вернулся с работы. Он играл в задней комнате на скрипке. Я уселся на лавочку под окном и слушал, как он с молодецким энтузиазмом, которому бы позавидовал любой скрипач, разучивает новое танго. Потом пиликанье замолкло, и парикмахер, исчерпав свой репертуар, появился на пороге. Сухощавый, с длинным носом, с маленькими, хитрыми глазками, он смахивал на хорька.
Мы завели беседу, и я, между прочим, рассказал про историю с угрями. Парикмахер с первого же слова все понял.
— И вы попались, — хихикнул он. — Это Морская душа.
— Морская душа?
— Так его прозвали. Все пьет, не угомонится. А какой работник был! Да и теперь, когда в море уйдет, вкалывает за пятерых. Сила — дьявольская! Да вот работать ему некогда: пьет. Алкоголизм.
— Не может быть!
— Точно. Одно горе с ним. Председатель посылал его на курсы, мотористом хотел определить. Поначалу — ничего, учился, а потом как начал… Другой от такого питья давно бы с копыт свалился — этот держится. Здоров как бугай, да вот пользы от него никакой.