— Симас, я ухожу, — сказал отец. Его голос звучал глухо, незнакомо. — Симас, мы скоро встретимся. Ты уж не сердись на меня, Симас…
Симас молчал. Отец хотел еще что-то добавить, но с его губ слетел только невнятный звук.
Снова раздались шаги отца. Отец поднял с полу чемодан. Хлопнула дверь. Шаги удалялись по коридору. Клубы табачного дыма медленно плавали по комнате. Симас задыхался.
Кап, кап, кап, — постукивают капли по булыжнику. Все дождь, все дождь…
Кап, кап, кап…
Симас поглядел в окно. Он видел отца, который свернул направо и, сгорбившись, побрел под дождем, волоча рыжий чемодан. Отец был простоволос. Почему он не надел шляпу? Ведь она висела в передней. Они вместе покупали эту серую шляпу, она была совсем еще новая.
В соседней комнате одевалась мать. Она одевалась долго, а потом подошла к зеркалу и причесалась. Мать была в лучшем своем платье. В комнате запахло духами. Зацокали каблуки, и Симас почувствовал, что она стоит рядом с ним.
— Надо окно открыть, — сказала мать. Она распахнула окно. — Симас, я уйду ненадолго. Вернусь вечером. Ты поужинай и ложись. Хорошо?
Симас молчал.
Мать ушла. На улице она свернула налево. Ее красный плащ еще долго маячил перед Симасом. Потом он исчез за углом, и улица снова стала серой.
У дома напротив остановилась зеленая машина; из нее вывалилась подвыпившая компания. Она со смехом исчезла в парадном. Машина уехала. У соседей гремело радио. Там всегда играет музыка и парни с девушками танцуют до поздней ночи. Натанцевавшись вдоволь, они с песнями выбегают на улицу, и оттуда еще долго доносится девичий смех.
Все дождь, все дождь…
Завтра контрольная по алгебре. Надо бы подготовиться.
Симас сел за стол, на котором лежала раскрытая тетрадка. Он подумал: а квадрат плюс б квадрат… равняется… Формулы мелькали, плясали, сливались в синие бессмысленные пятна. Он ничего не видел. Ничего не понимал. Почему равняется? Что же в итоге? Снова двойка по алгебре? Третья подряд. А конец четверти недалеко.
Симас снова глядел в окно.
В комнате тикали часы.
Зазвонил телефон. Симас вздрогнул, но не двинулся с места. Телефон все звонил. Кто мог так настойчиво звонить? Отец? Мать?
Телефон все звонил. Этот острый звон ранил слух Симаса. Подойти бы к телефону и перерезать провод!
Симас колебался. Вдруг он поднял трубку и тут же услышал голос отца:
— Симас, это ты?
Симас молчал. Глуховатый голос отца снова забубнил в трубке. Откуда-то доносились музыка и говор. Конечно же, отец звонил из ресторана.
— Да, это я, — наконец отозвался Симас.
— Симас, — сказал отец, — приходи завтра после обеда к мосту. Удочки захвати… Придешь?
— Нет, — ответил Симас и сам испугался своего ответа.
— Почему?
— Я удочку сломал. — Он соврал, он хотел соврать.
— Я тебе новую куплю.
— Не нужна мне удочка, — выговорил он дрожащими губами и швырнул трубку.
Телефон зазвонил снова. Симас заткнул уши. Его душили слезы, но он не плакал.
Симас глядел в окно.
ПЕРПЕТУУМ МОБИЛЕ
В дороге нас застала сильная пурга. Стремительный серый вихрь слил воедино землю и небо. Ветер яростно швырял снег о ветровое стекло машины, застыли выведенные из строя «дворники», фары освещали лишь крохотное непроглядное пространство, и желтые полосы света не могли пробиться сквозь черную стену ночи. Ветер завывал и свистел; он хозяйничал тут, все глубже пряча мерзлую почву под белым, рыхлым, все утолщающимся снежным покрывалом, засыпая вровень с землей канавы, ямы и колеи на проселках. Дороги как бы не стало.
Машина шла с трудом, и перегревшийся мотор, казалось, был при последнем издыхании. Нельзя было различить, где кювет, а где дорога. Когда сквозь густую пелену снега мы разглядели сбоку неяркий огонек, я сказал своему товарищу:
— Давай, остановимся на минутку, пока пурга не уймется.
— Давай, — согласился он. — А то я ничего не вижу. Так ехать не имеет смысла. Еще сползешь в кювет. А тогда без лошадей не выберешься.
— Где найдешь лошадей в такой час…
— Ну и погодка! Наверное, черти твист пляшут, — пошутил мой товарищ. Но ему совсем не было весело. Он устал. Впереди был долгий, тяжелый путь, и неизвестно было, когда мы увидим огни города. Мы решили перекурить. И вдруг оказалось, что ни у одного из нас нет спичек.
Мы вышли из машины и прошли по глубокому снегу до стоящего неподалеку дома, в котором горел свет. Это был странный дом, большой, уродливый, с забитыми досками окнами первого этажа. Нам показалось, что в нем никто не живет. Но на втором этаже в залепленном снегом окне мерцал свет и двигалась темная тень; там должен был быть человек. Дом стоял на голом месте, и ни одного деревца, никакого другого строения не было видно вокруг. Даже собака не залаяла, когда мы вошли в пустой двор.