— Боже упаси, я выжить хочу назавтра, — засмеялась я. — Вкусно очень. Спасибо.
— У тебя подруги есть? — мужчина аккуратно налил себе виски на палец в знакомый хрусталь.
— Да, — ответила я согласно.
Широкий ломоть мяса на белом. Слегка остывшая, истекающая желтком яичница сверху. Красная аджика, жгучие капли упали с деревянной узкой ложки. Не хватает, очевидно, зеленого цвета. Кинза.
— Много? — он следил за моими руками, не отрываясь. Только веки прикрыл, спрятался.
— Нет. Одна Кристина, пожалуй, — я завернула натюрморт в тонкий лаваш и откусила.
— Значит, ты ей открываешь душу? Или совсем никому? — он налил мне еще немного вина.
Привкус жаркого лета. Прозрачный мускатный воздух синих склонов Апеннин. Смуглые крестьянки смеются и давят ягоды стройными ногами, подоткнув юбки к поясу, в такт песням вечного Челентано. Жаль, что ночь вокруг теплая, южная. Дома, на бедном севере моем, этот аромат произвел бы впечатление. Сыграл бы с ледовитым дыханием океана какую-нибудь шутку. Неужели я соскучилась по холоду? Я? Пора?
— Лола, ау! Ты не слушаешь меня, — пробился сквозь ностальгический бред мужской голос.
— Послушай, Егор. В твоем доме есть свободная комната? Я хотела бы лечь спать. Я очень устала, — я не хотела разговаривать. И даже есть.
Давно, не помню, когда.
Клик-клик-клик. Щелчки клавиатуры. Точно. Я открыла глаза. Темно абсолютно. Ночь.
Выбралась из-под чужой ноги и теплого одеяла. Пол под ногами встретил гадким холодом. Я вслепую нашарила тапки, всунула себя в толстый длинный свитер. Тот обдал запахом чужого парфюма и моих сигарет. Царапал шнуровкой у горла голую кожу, прикрывал попу в белых трусах почти до колен. Пить и писать.
В конце черного коридора светит лампа. Зеленый абажур и человек за кухонным столом. Сидит в профиль и стучит быстрыми пальцами по клаве ноутбука. Женщина. Серый платок на плечах. В углу рта незажженная сигарета. Холодно.
— Ой! — женщина подпрыгнула от неожиданности, когда я появилась привидением в дверях. — Ты кто?
— Здрассте, — не нашла ничего лучшего я сказать.
— Господи! Как ты меня напугала! — она подобрала со стола выпавшую изо рта сигарету. Смотрела уже спокойно светлыми большими глазами на бледном в зеленом искусственном свете низкой лампы лице.
— Можно я в туалет схожу? — я переступала с ноги на ногу. Еле терпела.
— Да-да, конечно. Первая дверь справа, выключатель…
— Я знаю, — я улетела в известную сторону.
Крошечный санузел. Унитаз и душевая кабина. Холод зверский. Казалось, ветер с замерзающего канала залетал снаружи в узкое стекло окна под самым потолком. Судя по лихому, воровскому свисту, так оно и было. От моей кожи навязчиво несло французским лубрикантом. Вода из крана лилась едва теплая. Я мужественно стянула с себя одежду и залезла под душ. Не хотелось тащить этот запах с собой обратно. Через пару минут вода превратилась в жидкий лед.
— Чай?
Она зажгла все конфорки на газовой плите, нагревая длинное помещение кухни. Мои зубы передумали клацать. Тепло обняло тело под свитером. Лицо покраснело. Огонь плиты радостно сжирал кислород в узком помещении, унося тепло ввысь под потолок. Женщина погасила всенародный источник жизни. Сняла чайник с плиты.
— Чай? — повторила.
— Лучше бы кофе, — призналась я. Села на табуретку.
— Есть Нескафе. Насыпай. Вот чашка. Вот ложка. Вот сахар. Молока нет. Я мама Жени. Меня зовут Вера. А тебя? — женщина по имени Вера залила порошок в китайской кружке горячей водой.
— Меня зовут Лола, — сказала я. Кто такой Женя? Боже! Это ведь Петрова так зовут. Перед глазами сразу всплыла зеленая обложка тетради. Евгений Петров. — Я учусь с Петровым в одном классе.
Не могла, хоть убей, назвать его Женей. Он сказал, что мать уехала в командировку в Даугавпилс. Соврал.
— Я закурю, не возражаешь? — она села напротив меня за узкий стол на одной ноге, прикрученный торцом к стене. Так спросила, мое мнение ее не интересовало ничуть.
Я решила сходить за своими сигаретами. Встала.
— Ты куда? Спать? А кофе? — женщина встрепенулась. Только что за руку меня не схватила. Глядела снизу в лицо встревоженно. Расстроено.
— Я тоже курить хочу. Пойду принесу…
— Не надо. Женьку разбудишь. Возьми мои.
Мы курили, откинувшись на спинки неудобных стульев. Разглядывали друг друга. Сидели обе нога на ногу, закрутив худые голени в жгут. Стройная блондинка, почти натуральная. Рост небольшой. Положительное лицо и бюст. На вид — лет тридцать пять. Если выспится и перестанет поджимать неприятно губы, то можно дать заметно меньше.