— Так можно или нет? Я не понял? — надменно звенел сердитым голосом Кирюша. Серые глаза. Светлые, четко очерченные губы. Как давно я не видела их главный вариант.
— Ради бога, называй, как хочешь, — я сдалась. Повезло. Привратница оказалась на месте, и ворота выпустили нас с Киром на волю. В сад. Все в сад.
— Ты понимаешь, Лола, тут в саду у всех есть мамы. А у Ленчика даже две. Одна настоящая, а другая красивая. Он меня спросил про тебя. Я и сказал ему, что ты моя мама и у меня скоро будет родной брат. Получается, что я соврал. А я ненавижу врать! — ребенок заглядывал мне в лицо сердито и требовательно.
— Ничего ты не соврал, — начала я почти распевно. Баюкала боль в мозгу. — Ты — мой любимый сын. Самый главный. И мам у тебя три. Лариса, Кристина и я. Так уж тебе повезло по жизни, мой хороший, красивый и умный мальчик. Не каждому так везет, поверь мне. И брат у тебя будет родной. Единокровный.
Где только шляется эта сволочь, ваш отец? Могла бы добавить я, но, понятное дело, не стала.
Градус жизни к вечеру зашкалил под сорокет. Я очутилась в больнице на сохранении с пневмонией. В обнимку.
Гринбергу достались все радости семейного бытия. Полной ложкой.
Приполз за ноябрем декабрь. Мешался дожем и снегом. Жизнь устоялась и мирно текла к главному празднику года. Кир охотно ходил в детский сад. Гринберг мучал студентов и магистров теорфизикой в своем университете. Писал диссер и хлопотал по хозяйству. Я толстела в окружности и привыкала. Теплый дом и ожидание нормальной русской зимы.
— Какой дом? — спросил таксист.
— Я не знаю. Это кондитерская на Старом проспекте. Ресторан Столичный, — я расстегнула тесный пуховик. Облегченно вздохнула.
Снег шел. Ура! Падал хлопьями с небес. Обещал красивый Новый год. Неправославные христиане встречали Рождество. Егор в Чикаго пил что-нибудь заковыристое с коллегами и, все может быть, вспоминал меня. Я отправила ему мысленно привет. Пусть будет счастлив.
Большой холл, неизвестно как сохранивший интерьер прошлого века, встретил меня теплом и барельефами народного эпоса по стенам. Я на пару секунд засмотрелась, выпутываясь из шарфа. Твердая рука мастера в сильном жесте Садко, вынимающем сети из Ильмень-озера. Топор, плывущий нахально из села Кукуева, судя по надписи на как бы старославянском. Жирная русалка в углу явно имеет прототип, близкий печени скульптора. Кто из великих подрабатывал здесь полвека назад, создавая, лепя и прикалываясь? Кто этот умник, сохранивший чудо искусства для меня в сегодняшней сетевой скуке?
Олег поднялся мне навстречу из-за правого дальнего стола. Возле стекла на улицу. Я всегда раньше выбирала место у окна.
Только для того, чтобы увидеть его лицо при виде моей фигуры, стоило прийти сюда. Улыбка медленно сползла с его лица к моему животу. Круглая, как детский мячик, талия не оставляла места сомнениям в сером шерстяном свитере до колен.
— Ты вышла замуж? — произнес Олег, забыв поздороваться.
— Привет, — я легко коснулась губами гладкой щеки. Кивнула на отодвинутый услужливо стул и села напротив.
— Здравствуй, — опомнился мужчина. Вернулся на свое место. — Рад, что ты пришла. Я искал тебя.
— Быстро нашел? — я улыбалась в знакомое лицо.
Хорошо выглядит. Ухожен, уверен в своих привычках. Я помнила их все. Что ему нужно?
— Нет. Я ищу тебя с марта. Я приезжал сюда весной. Ты, как в воду канула. Прилетел вчера и вспомнил о Гринберге. Ты же с ним дружила всегда, — подошла девушка в переднике. Раздала карты меню. — Двойной эспрессо без сахара.
Барышня черкнула в планшете и уставилась на меня. Я с толком и расстановкой перечислила свои кулинарные желания. Надо есть, настаивала симпатичная девушка-гинеколог из районной консультации. Я старалась.
— Ух ты! — восхитился Олег количеству заказанного, — ешь за двоих?
— Приходится, — рассмеялась я довольно. — Значит, это Мишка дал тебе мой телефон?
— Да, повезло. Он отец? — Олег внимательно смотрел в мое лицо. Я снова засмеялась.
— Нет.
— Кто? — он не отпускал мой взгляд.
— Тебе какая разница, Олег? Это мой ребенок, — я отодвинулась от стола, пропуская руки официантки с широкой тарелкой. Две честных котлеты по-киевски дразнили белыми колпачками на куриных косточках. Дымился бульон в прозрачной чашке, расстегай с грибами к нему. Русский винегрет в коричневой с белым керамике передавал привет моему голоду остро соленым бочковым огурцом. Эх! Жаль такую еду мимо водки гонять, но теперь это в другой жизни. — Ты хотел поговорить, Олег. Говори.