— Трындец. Блокадная красавица, — сказала я своему отражению в зеркале.
— Не смей так шутить! Наши прабабки лежат на Пискаревке рядом, — Мишка вытолкал меня за дверь.
— Они бы меня поняли, — пробормотала я. Действительно интересно, красили ли губы двадцатилетние подружки-зенитчицы, уходя защищать ледяное небо Города в декабре сорок второго? Судя по смеющейся фотографии, да.
Минус три на улице. Я бросила дурацкую шапку в багажник и села за руль.
Дизель старого, еще от предыдущего академика, мерседеса мерно подстукивал в пределах нормы, прогреваясь. Я мечтала закурить. И. да! Я сплю одна с октября. Я такая. Для меня это важно. Воздержание портит характер мне и жизнь окружающим. С сигаретами все просто. Зажег, затянулся раз и выбросил. Не хочется больше. Даже противно. Руки сразу хочется вымыть с мылом и зубы почистить. Вот с сексом у меня полная засада. На прохожих скоро бросаться начну.
С неба мирно падал снег. Снежок. Укрывал асфальт в классическом дизайне кануна Нового года. Дверь парадной отворилась. Вышел Билл, ведя степенно на коротком поводке Мишку. Выскочила Пепка, таща на длинной рулетке Кирюшу. Ризен молчал. Такса сообщила всем домам кругом, как это здорово и весело быть собакой и гулять в такую прекрасную погоду. Наш двор не проходной. Элита жизни окопалась здесь еще с советских времен. И не слишком изменила состав. Четырехметровые кованые ворота на проспект имели правильный замок, отсекая поползновения. Посторонние здесь не шлялись никогда. Миша огляделся в поисках несуществующих прохожих и отщелкнул карабин. Черный пес стремительно сделал широкий круг по двору, перемахивая небрежно лавки и низкие заборчики. Билл откровенно наслаждался движением. Холодом. Снегом, свободой. Это он умел всегда. Пепа орала скандально на струне поводка, дергалась в кирюшиных ручках, как сумасшедшая. Мечтала лететь следом. Но нет. Эта рыжая барышня слишком непредсказуема. Чужие пятки и голени вечно возбуждают ее на преступление. Биллу никто не нужен в мире людей, кроме его любимых. Пока его личные человеки в безопасности, он самое мирное животное на земле. Интересно, на елочный базар они собрались двигать в полном составе? Набегавшись, большой Билл вернулся к своим. Сам подставил шею под замок. Четыре самых дорогих мне существа скрылись в низкой арке. За елочкой пошли.
Я не стала даже заглядывать в мишкин список продуктов. Где я, а где салаты? Заехала в пару мест и решила все вплоть до пресловутого пюре. Жирный, хрустящий наполеон глядел предано сквозь прозрачный пластик упаковки. Остался только алкоголь. Не смешно. Все мы пятеро — непьющие по определению. Если только поставить бутылку баварского пива немецким породам моих собак.
Дорогой магазин морозил взгляд прозрачностью стекла в мореном дубе витрин. Развращающее фантазию изобилие и цены ого-го. Мужчины составляли процентов девяносто местной публики. Зачем я сюда пришла? За туманом и за запахом тайги, не иначе. Втянула в себя густую здешнюю атмосферу до глубин малого таза. Сохнущая телячья кожа, овчина, норка, сукно бушлатов, табак, капли Кензо, Босс и Ейзенберга. Что-то редкое, не знаю. Японское или корейское. Миндаль, имбирь, мята. Ноты навязчивые шипра. Крем для рук и для обуви. Пот, вчерашняя одежда, запах старости, гнилых зубов и перегара. Все сегодня годилось мне. Я вдохнула еще. Домашняя еда, служебные тяготы, уязвленное самолюбие, обманутые надежды, необманутые надежды, взаимная любовь и затаившаяся похоть. Острые знакомые искры понеслись в известном направлении. Постою тут еще минуты три и кончу к известной матери.
— Девушка? Что для вас? — верткий мужичок в блестящей лысине и черной жилетке выжидательно уставился на меня.
— Шампанское, — пролепетала я. Выдохнула из себя.
Продавец купеческим жестом раскинул руку, обозначая длинный ряд стеллажей. Как в библиотеке. Серебро и золото оберток на головках разноцветных бутылок. Я не смогла бы сейчас досчитать до пяти. Фаллическая тема смотрела на меня ото всюду.
— Вот я все-таки везучий!
Услышала я за спиной. Все! Известная судорога дернулась в клиторе и протащила волну облегчения через все точки тела в пальцы ног. Алес. Я ловко притворилась упавшей в обморок. Стекла на стул у стены. Сжала губы, чтобы не расползались в тихой улыбке. Сердце стучало, радостно посылая кровь во все направления. Вот это я продвинулась! Лет с тринадцати с мной такого не случалось. Жарко!
Холодная минералка у подрагивающих моих губ. Я выпила залпом весь стакан.