— Я не знал. Она мне сказала, что вы только друзья, — растерянный скрип венского стула под крепким задом.
— Теперь конечно, — невеселый вздох.
— А раньше?
— Раньше было раньше, — резковато заявил Мишка. Зашипел. Чаем обжегся. Схватился за правую мочку. Мне не видно, но наверняка. — Ты бы с ней обращался аккуратнее. Нежнее. Все-таки она беременная. Пневмония была три недели назад. Она такая слабенькая. Только нахальная…
— Да я-то что… — растерялся Андрей. Голос сел обескураженно в конце фразы. Это было приятно.
— Ты скрипел диваном часа три подряд. До первого этажа. Я выгуливал собак утром. Мне Вера Петровна все высказала. Похоже, она подсчитала каждую фрикцию, скорость, частоту и построила графики функций, — заржал откровенно Мишка.
Вычислила точки оргазмов. Я затряслась в беззвучном смехе. Эти академические вдовы способны на все.
— А меня моя Лола любит! — Кир разбил затянувшийся мужской хохот. — она сказала, что я ее главный старший сын. Умный и красивый. Вот! Я хочу бутерброд. И не с докторской колбасой, а с копченой!
— Вот колбаса, хлеб, масло и нож. Сделай, как считаешь нужным, — заявил Андрей моему шестилетнему упрямцу. Я готова была выскочить на кухню, спасать пальцы.
— Я помогу, — тут же отозвался Мишка.
Вода. Запах мяты и лимона. Аромат цейлонских крупных чайных листьев. И брауншвейгской колбасы. По всему видно, что Кир добился своего. Пора прекращать этот мужской беспредел.
— Ты не знаешь от кого она беременная? — вдруг раздался голос Андрея. Понятно. Три раза обжигался на молоке. Дует на воду, бедолага. Я осталась там, где была.
— Я не знаю, не спрашивал. Захочет, расскажет сама. Тебе это важно? — неожиданно высокомерно выступил Гринберг.
— Не то, чтобы важно. Но. Понимаешь. Она спала с моим отцом, — начал Андрей.
— Ну и что? Это даже к лучшему. Значит, у ребенка будет половина твоих хромосом. Отлично! — ухмылялся Мишка. Звенел ложкой, гоняя в чае рафинад.
— Он будет моим братом! — возмутился громко Андрей.
— Нет! — вдруг ясным голосом выступил Кир. — Лолин ребеночек будет моим братом, а вовсе не твоим! Она мне всегда говорила, что у меня родится братик. Одноживотный!
Тишина. Пауза. Никто ничего не ест и не льет в чашки и стаканы. Зима. Даже мухи не жужжат.
— Единоутробный, — машинально поправил Гринберг
— Может быть, единокровный? — тихо проговорил Гуров.
Я отползла в свою комнату. Накрылась одеялом с головой. Рассмеялась сквозь слезы и уснула.
Мне приснилась Аля. Я точно знала, что это сон. Я сидела с распухшим коленом на полу в прихожей. Она говорила по телефону. Белый с латунью визгливый аппарат, подделка под старину. Кто-то резким, невнятным голосом сообщал ей неприятные новости. Про то, что балериной мне не быть уже никогда.
— Что же мне с тобой делать? — спросила моя мать у старого зеркала, где мы обе отражались. Две потрясающе похожие женщины с разницей в двадцать лет. — не представляю. Может быть, начать учить тебя музыке?
Она была растеряна. Потом поправила рыжеватые волосы и успокоилась. Я смотрела в прекрасное лицо. Если Миша прав, и она на небе только потому, что выпустила меня на свет, значит и я не безнадежна. А про талант любить пусть напишет академик монографию потолще. Когда осядет в монастырской келье. Лет сорок спустя.
— Лолочка, проснись, — Мишины голос и рука вытянули меня в сегодня.
Я резко села. За окном было темно.
— Какой это год? — спросила я испуганно.
— Еще пока старый, — улыбнулся мой друг. Сел рядом и обнял за плечи. — Восемь вечера. Самое время просыпаться и готовиться встречать Новый год. Можно я тебя поцелую?
— Как мужчина? — я всмотрелась в близкое лицо. Очень грустная улыбка.
— Как мужчина, — подтвердил Миша.
— Нет. Прости. Как мужчина — не можешь, — я погладила его по щеке. Засмеялась тихонько: — Зато как друг ты меня можешь целовать, сколько угодно!
Я чмокнула звонко его в ухо. Попыталась пощекотать под худыми ребрами. Мишка уворачивался, я не отступала. Дула в уши, щипала за разные места. Как в детстве. Давно.
— Перестань по мне елозить! У меня от тебя эрекция будет, — рассмеялся наконец-то мой лучший друг.
— Хорошо, что не злобные понарошки или родильная горячка, — я тормошила его с удовольствием.
— Значит ты выходишь замуж за Гурова и уезжаешь? — спросил Гринберг поперек возни. Он пытался щекотать меня в ответ, но слишком осторожничал.
— Интересно, — я отпустила его руку и села. — Какие еще новости случились пока я спала?