— Сирены! Пророчество! Значит, все правда?
— Не торопись, дитя! Мы — древний народ, живший здесь тысячи лет назад. И мы предвидели твой приход, мы ждали тебя!
— Зачем?
— В тебе наши надежды, в тебе — будущее, в тебе — мы все!
— Я не понимаю…
— Ты поймешь…
— Но сирены… Они же… Если вы умерли, то и я умерла, — вдруг пришла в голову мысль, показавшаяся такой страшной.
— Нет, мы тебе только снимся! Мы умеем сниться своим сестрам! Мы умеем разговаривать со своими сестрами!
— Я не могу быть вашей сестрой, я — не сирена!
— Ты — чарующая голосом, как и мы!
— Но вы убивали людей, заманивали к себе и убивали!
— Вот глупая! Кто же тебе такое рассказал!
— Но разве не за это вас убили?
— Нет! Мы сами ушли!
— Куда?
— В иллюзорный мир! Там нам легче! Сумев отрешиться от всего материального, мы стали лучше! Мы бессмертны! Мы — вечная мелодия мира!
— И все же, как насчет убитых людей?
— Они и сейчас с нами! Здесь! Они наши мужья и друзья! Мы пели им! Мы предлагали бессмертье! Кто не хотел — уходили, но ничего не помнили, кто хотел — умирали телом, чтобы быть с нами! Они умирали не от болезней, а быстро и счастливо!
— Но все‑таки умирали!
— А иначе обрести бессмертие нельзя!
— Меня вы тоже будете к себе звать? Я не хочу!
— У тебя другой путь! И он гораздо тяжелее! Он идет через боль и отречение, через страдания и муки! Но ты же выберешь правильный путь?
— Смотря, что с вашей точки зрения, правильно! И вообще, что там с пророчеством? Честно говоря, я ничего не поняла! Мне говорят, что после трех предательств я должна сойти с ума и уничтожить мир! Но я не хочу этого делать! И не буду!
Я вдруг что‑то вспомнила, что‑то важное. Что‑то… Ах, да! Тита! Она предала меня! Она меня продала! Но это же…
— Да, сестра, это третье предательство!
— А может мне лучше вообще не просыпаться, чтобы не поубивать всех. Кто его знает, что там может случиться!
— Мы знаем! Нам было виденье! Мы сделали пророчество!
— Вот это вот пророчество? "Грядет конец света. Он предстанет хрупкой девушкой, завораживающей голосом. Трижды кинжал измены коснется ее сердца, и оно рассыплется. Забывший клятву будет прощен и мир погрузится в хаос. Люди будут искать и не находить дома, младенцы кричать и не видеть матерей. Только тот, кто любит, сможет спасти мир, окрасив алтарь своей кровью".
Я столько раз его читала, что запомнила практически дословно.
Голос сирен разбился на несколько. Они в раз запричитали:
"Мы пели, а люди записывали!"
"Они не успевали закончить фразы!"
"Они стремились к нам!"
"Они уходили!"
"Это лишь обрывки мыслей!"
— Постойте, не все сразу! Ничего понять не могу, а мне очень надо разобраться!
Голос опять сплелся:
— Это не полное пророчество!
— Я, собственно, так и поняла… А вы знаете полное?
— Конечно! Мы ждем его исполнения!
— Только сначала скажите дословно, что было в пророчестве.
Мир вокруг замолчал, потом послышались отдельные звуки, будто огромный оркестр заканчивал настраиваться. А потом грянуло:
"Грядет конец света, но близок хранитель. Он предстанет хрупкой девушкой, завораживающей голосом и славной именем. Трижды кинжал измены коснется ее сердца и откроет путь сквозь время. И оно исчезнет. Забывший клятву будет прощен ее кровью. Мир погрузится в хаос, но она не оставит его. Люди будут искать и не находить дома, младенцы кричать и не видеть матерей. Только в ней будет спасение. В той, что любит и сможет подарить мир своему дитя, окрасив алтарь своей кровью".
Я сидела и плакала, не веря, что все это обо мне, не желая всего, что может случиться.
— Не плачь, сестра! Слезы не принесут сердцу понимания! Иди и не предавай себя!
— Я не пойму, зачем было предавать меня другим?
— Это ритуал! Чтобы идти с нами люди отказываются от родителей, от любимых, от друзей! Предательство — тот же отказ! Только не твой, а от тебя! А иначе ты не услышала бы нас! Это было необходимо!
— Я не хочу… И я не понимаю, даже теперь не понимаю.
— Время все расставит по своим местам! Прими от нас подарок! Наши песни!
— Но они же завораживают, они убивают!
— Только тела, только тела!
— Нет! Никогда!
— Не торопись отрекаться! Тебе стоит только позвать! И наши песни будут рядом! Прощай!
Голоса стали истончаться, пока меня не окружила тишина. Она обволакивала и давила. Я начала задыхаться, потом закричала и… проснулась.
— Эй, мамка! — услышала я громкий голос орка прямо у себя над ухом, — я ее привез! Посмотри, что с ней, а то всю дорогу боялся, что она загнется!
— Бегу, сынок! Давай ее сюда, в шатер!
Меня куда‑то понесли. Потом свет, бивший в глаза, потух, стало прохладнее и мою тушку уложили на постель.
— А ты иди, сынок, неча пялиться.
Орк что‑то буркнул в ответ, но, видимо, ушел.
— Ну‑ка посмотри на меня, доченька, я знаю, что ты не спишь…
Голос был старческим, мягким, но в то же время, уверенным. Так говорить могла только глубокая бабуля. Я открыла глаза.
— Ну вот и славненько! Молодец! Ты не бойся, доченька, все будет хорошо.
Она смотрела на меня ясными синими как омут глазами. Я смотрела в них, не имея сил отвернуться.
— Мы сейчас приведем тебя в порядок. Ты согласна?
Я кивнула.
— Хорошо, потом позовем моего сыночка. Ты согласна?
Я кивнула головой.
— Молодец, скоро ты станешь его женой, будешь любить его и уважать…
Я очнулась. Внутри разгорался огонь. Отблески его, видимо, мелькнули в моих глазах. Старуха сбилась, потом заторопилась, начала рыться в сундуке, что‑то приговаривая, потом юркнула вновь ко мне. Я успела услышать только щелчки на запястьях.
— Ну вот, теперь еще раз поговорим, — старуха погладила меня по голове. — Ты маг, доченька?
Отвечать расхотелось.
— Я вижу, что маг. Это даже лучше.
— Зачем я здесь? — язык слушался с трудом.
— Мой сын купил тебя. Хозяин степей уже дал свое благословение, так что сегодня ты станешь женой моего Беглера.
— Но я беременна… — попыталась достучаться до старухи я.
— Это хорошо, значит, и Беглеру родишь. А времени у нас теперь много.
— Но я не могу! — злость уже кипела во мне. — И не буду!
Я попыталась призвать силу и не смогла.
— Тише, доченька! На тебе антимагические браслеты, чтобы ты не шутила с магией. Так что, успокойся.
— Вы не имеете права!
— Мой сын тебя честно купил.
— Но она просто предательница. Так ведь нельзя просто взять и продать человека.
— Прости, милая, но теперь ты наша.
Я взорвалась, что‑то то ли кричала, то ли плакала, то ли пела. Старуха сначала успокаивала, а потом просто села на пол шатра и затихла. И тут это произошло. Я почувствовала изменение в мире. Вот только что все было ясно и четко, а мгновение спустя, будто куполом накрыло. И стало все тягуче и неважно.
— Но зачем? Почему? — плакала я. — Неужели вам своих женщин не хватает?
Старуха молча раскачивалась из стороны в сторону, а потом заговорила:
— Не хватает, милая. Наши женщины редко родят дочерей. Говорят, нет Хозяйки степей. Одни сыновья. Вот и я пятерых выносила и воспитала. И все — мужчины. А семью создавать как? А детей родить? Вот и приходится нам покупать женщин. Уж сколько десятилетий покупаем. Я вот тоже в человеческой семье росла. А потом отец меня и продал. От безысходности. Голод у нас был. Но я не пожалела с тех пор ни разу.
Мать Беглера встрепенулась и, помолчав, продолжила:
— Они ведь только внешне страшные — орки. А в душе — сущие дети. А чтобы купить женщину, надо мужчине себя показать, очаг разогреть, шатры поставить, денег скопить. Беглер почитай десять лет деньги собирал. Есть лишь два дня в году, когда можно купить невесту. И человеческие законы в эти дни не действуют. Вчера был один из них. И даже хозяин степей вынужден был отступиться. Хотя обычно он против такой традиции.