Он постоял на берегу, вслушиваясь в размеренный рев падуна. Вода была настолько прозрачной, что сквозь толщу в рост человека виднелась скала – поток переливался через нее сплоченной струей, еще не успевшей вспениться и раздробиться.
Здесь любили играть залетные чайки. Ловкие птицы садились на воду почти посередине озерка и сидели спокойно, пока течение не подносило их к самому краю. И лишь когда поток, казалось, готов был утащить их с собой и расшибить о камни внизу – расправляли белые крылья и взмывали высоко над бешено клокочущей пеной, на зависть всем, кто не умеет летать.
А что здесь будет твориться попозже летом, когда двинется на нерест пятнистая красавица семга и могучие рыбины длиной в две распахнутые руки начнут взвиваться над водопадом, тяжко бухаясь в озерко и грозя совсем выплеснуть его из каменной чаши!..
Хельги расстегнул пояс, скинул штаны и нагишом ступил в воду. Обкатанные камешки переворачивались под босыми ступнями. Холодная вода защекотала разгоряченное тело, и Хельги захохотал во все горло, бросаясь вперед. За шумом падуна он почти не услышал собственного смеха.
Может быть, нынче он купался тут в самый последний раз…
Хельги немалое время плескался в воде, то отдаваясь течению, то быстрыми взмахами удаляясь от водопада. Эта игра была опасной и нравилась ему, и матери о ней рассказывать он не собирался. А когда наконец он решил выйти на берег и поделиться с Буланкой последней захваченной из дому лепешкой – он увидел, что Буланка была на берегу не одна.
Лес здесь подступал почти вплотную к воде, а рокот порога не дал ему расслышать голоса и звон железных стремян. Поэтому всадники, подъехавшие со стороны перевала, заметили Хельги раньше, чем он их.
Их было человек тридцать, если не больше. Все крепкие мужчины и суровые с виду. У каждого висел при седле круглый деревянный щит, многие везли луки и колчаны, полные стрел.
Так снаряжаются в дорогу не для того, чтобы проведать друга или сосватать девушку в жены повзрослевшему парню…
Хельги огляделся и понял, что попался. Он мог, конечно, переплыть озерцо и кинуться удирать. Но лошади легко перенесут чужаков через брод, и он не успеет скрыться в лесу… Вот ведь незадача, а все потому, что он послушался матери и отправился к Кетилю сухим путем!
Один из всадников, бородатый, в нарядном полосатом плаще, подался вперед и приложил ладони ко рту.
– Эй, малый! – прокричал он, без труда перекрыв шум реки. – Поди-ка сюда!
Делать нечего. Хельги выбрался из воды и поспешно натянул штаны, с трудом просунув ноги в складки грубой шерстяной ткани, облепившей мокрое тело. Застегнул ремень с ножнами и почувствовал себя немного уверенней. Совсем ненамного. Набрал полную грудь воздуха и пошел навстречу незнакомцам.
– Я тут старший, и зовут меня Гиссуром Сигурдарсоном, – сказал ему всадник. – Ты, парень, верно, здешний и знаешь, по какой тропе ездят в Линсетр. Эйрик ждет нас пировать, да мы тут малость сбились с дороги.
Гиссур Сигурдарсон…. Хельги сразу же показалось, будто он слыхал это имя. Он принялся рыться в памяти, стараясь припомнить, и припомнил-таки, о чем рассказывал старый Эйрик прошлым летом после поездки на тинг. Этот Гиссур часто ездил по населенным дворам и заставлял кормить себя и своих молодцов. И мало где его провожали пожеланиями скоро вернуться. Тогда на тинге многие хотели совсем объявить Гиссура вне закона, но Гиссур принялся щедро раздавать серебро и отделался простым трехлетним изгнанием, да пообещал навестить Эйрика и других, кто говорил против него…
– Ну, так что, парень? – повторил Гиссур, и Хельги очень не понравилось, как шевельнулись при этом его усы. – Проводишь ты нас, или нам поискать кого-нибудь еще?
...И о чем только не передумал Хельги в этот единственный миг! Если он откажется их проводить, они же зарубят его на месте. А может, прежде еще пожарят ему пятки возле костра. И уж как-нибудь отыщут дорогу, обойдясь без него. Достаточно будет расспросить пастухов, которых они найдут по его же следам. И неоткуда узнать, успеют ли рабы разбежаться.
А если он их поведет, кто сказал, что он сумеет предупредить Эйрика и домочадцев? Хельги так и увидел жирный дым над знакомыми крышами Линсетра и мать, отчаянно бегущую к берегу. Вот она спотыкается, и Гиссур ловит пятерней ее длинные косы. Усмехается, наматывает на кулак…