— Варька, я так испугался. Будь там волк, я б ничего не сделал. Богдан прав. Мой нож игрушка, да и я сам… Он меня плечом снёс. Без лестницы вниз сиганул. А что я? Дверь открыть не смог!
Варя обхватила его руками и прижала к себе, что было силы.
— Ты самый лучший. Я тебя люблю и без идиотских прыжков. А волки нам не нужны. Пусть остаются в своём фольклоре. И только.
— Слушай, — Костя отстранился. — А, может, это волк и был. Да что побелела-то?
Не пробовала сначала искать простых объяснений? Если допустить, что на рубахе ворсинки не от пледа, то они попали туда до того, как ты ее надела. У нас собака жутко линяла — шерсть была везде, и на трусах тоже. Даже стирка в стиральной машине не всё снимала, а тут, в проруби… А что касается волка в качестве домашнего животного, то тут, в Трансильвании, я могу легко такое допустить. Или же у них лайки в доме, а их шерсть похожа на волчью… Ясно лишь одно — ночью у нас в комнате никого не было, потому что комната была заперта, ведь я погнул задвижку. А вчера вечером… На чердаке, Богдан сказал, у него капканы на волков. Может, они забегают туда погреться вместе с летучими мышами? Надо всё же залезть на чердак, а то ведь не усну.
Ты хорошо спал, чуть не сказала Варя. Очень чутко. Проснись ты, я бы вниз не спустилась, и этот козёл бы меня не изнасиловал! На смену чувству вины вдруг пришла злость. Секунду назад она обнимала Костю от всей души, сейчас же ей захотелось надавать ему пощёчин!
— Богдан…
Но Варя не дала ему договорить. Сердце замирало всякий раз, как Костя произносил имя румына, а сейчас оно разорвалось на тысячу острых осколков, причиняя невыносимую боль.
— Надоел со своим Богданом! Чё заладил через каждое слово?! Посмотрел на него при свете. Посмотрел?! Ничего особенного!
Костя отступил на шаг.
— Вообще-то в нём много особенного. Но я даже рад, что ты этого не видишь.
Костя вернулся к рюкзаку и достал телефон.
— Чёрт, батарейка села. Твой в рюкзаке или в машине? Знать бы хоть который час…
Оба телефона разрядились, как и батарейка фотоаппарата, а Костя хотел втихую всё же сфотографировать через окно играющих во дворе детей. Он чертыхнулся пару раз, пытаясь вытащить из подкорки школьные знания по физике, чтобы понять, как влияет время, проведённое на морозе, на заряд ещё полной утром батарейки — обычно он спокойно работал с фотоаппаратом неделю, а то и дольше. Впрочем, физик в нём как уснул после школьного выпускного экзамена шесть лет назад, так и не проснулся, и фотоаппарат вернулся обратно в рюкзак.
Ребята вышли в коридор, в шерстяных носках почти бесшумно ступая по старым половицам, и Костя поднял к потолку кулак:
— Я к тебе залезу, жди! — погрозил он вслух и получил от Вари сильный пинок.
Глава VII — Завтрак
В трактире снова, кроме них, ни души, хотя со двора продолжали доноситься голоса и уже не только детские. Что там, не разглядеть — ставни только на двух окнах открыты, у накрытого стола. На белой скатерти две тарелки, плетёнка с хлебом и чашки. Хозяйка во вчерашнем сером платье приветливо улыбнулась гостям. Костя поздоровался громко и извинился за опоздание. Варя невнятно буркнула “здрасте” и забилась подальше к окну. Жаль, к нему не отвернуться — смотреть не на что: снег и дровник за большим сугробом. Бело и ни души.
Костя отметил, что сейчас Анна выглядела чуть моложе. Сон, точно утюгом, разгладил морщинки, и всё же ей было далеко за тридцать. Она поправила съехавший с плеч платок с девичьей быстротой, и на ум тотчас пришли строчки фронтовой песни, и отчего-то вовсе не начальные: «о смуглянке-молдаванке часто думал по ночам…» Костя даже головой тряхнул — прицепится мотив, покоя не даст! И рассматривать чужую жену он больше не собирается — дополнительных стычек с Богданом только не хватало. Остаётся надеяться, что взаимное разглядывание закончилось. Он перевёл взгляд на Варю — улыбается. Сняла наконец маску затравленного зайца.
Костя одновременно стянул льняные салфетки с обеих тарелок и замер. Взору предстали странные жёлтые комочки — он смог различить яйцо, а вот остальное оставалось тайной, покрытой сметаной. Переглянувшись, ребята взяли в руки столовые приборы. Серебряные, старинной работы, кое-где почерневшие. Было видно, что не один десяток лет их с усердием чистили.
Анна продолжала стоять подле стола.
— Не пугайтесь. Это всего-навсего творог. Правда, из козьего молока. Коров мы не держим. Жареный с луком и яйцом.
Попробуйте — это не смертельно.
— Это даже вкусно.